Я, наконец, поняла, почему Мерлин нравится мне больше, чем Артур. Дело в том, что Мерлин абсолютно самодостаточен в психологическом плане. Да и в физическом, если разобраться. Не живи он в Камелоте, под носом у короля, не служи Артуру - вряд ли ему понадобилась бы чья-то помощь для того, чтобы выжить. Мерлин сознательно ограничивает себя, свои возможности. Развивает их, да, но при этом ограничивает, как бы парадоксально это ни звучало. Подстраивается под Артура, под пророчество. И не покупается ни на какие искушения - а сильнее всего его, ИМХО, искушают в сериях "Лекарство от всех болезней" и "Тень чародея". Та же Моргана на подобные соблазны поддается в легкую, а Мерлин нет. Его не сбивает с пути истинного перспектива разделить с кем-то свое бремя, найти понимание. Я бы даже назвала это именно так - искушение пониманием. Хотя в речах Эдвина из "Лекарства" этот вариант искушения мешается с другим - искушением властью. Это меньший соблазн, так как Мерлин отнюдь не властолюбив. Но, по-моему, самое привлекательное в Мерлине - то, что никто не может заставить его сделать что-то, что он сам считает неправильным. Или наоборот - не сделать то, что считает правильным. Даже Гаюс в этом плане не может повлиять на своего ученика. Мерлин при всей своей внешней зависимости сам принимает решения и сам воплощает их в жизнь. Артуром же манипулируют все, кому не лень. Кроме, пожалуй, Утера - принц восстает против слишком явной власти над собой. Но инстинктов, позволяющих противостоять власти неявной, у него нет. Мерлин, Моргана, Гвен, Агравейн... Каждый тянет одеяло, именуемое принцем Камелота, на себя. Артур не позволяет командовать собой открыто, для этого он слишком горд, но скрытая слабость куда опасней, чем видимая. Под влиянием практически незнакомой колдуньи Артур чуть было не убивает отца, безоговорочно доверяя Мерлину, он не замечает даже попыток убить себя (серия "Слуга двух господ")... Моргана и Гвен постоянно втягивают его в авантюры, искушая возможностью, грубо говоря, поиграть мускулами, лишний раз продемонстрировать свою силу. Артур может быть величайшим королем только при том условии, что рядом всегда будет Мерлин. Мерлин станет величайшим магом в любом случае, его сила внутри него, а не снаружи (формулировка, немного смахивающая на сопоставление мужского и женского начала, но даже в мужчинах-магах всегда есть что-то женственное - и это отнюдь не слабость). Так кто из них зависим от другого?
Песня: Канцлер Ги - Другу. Основной пейринг: Артур/Мордред... хотя слэшем тут, пожалуй, и не пахнет. Эх, подобрать бы русскую песню для клипа с Мерлином и Мордредом... И я опять забыла пароль для ютуба. Пришлось создавать новый аккаунт.
читать дальшеТор прост и понятен почти всем. Локи всегда был загадкой. Не только для посторонних, для людей, для тех, кто смотрит на него снизу вверх. Но и для своих. Для богов. Для брата. Тор не помнит, понимал ли он Локи в детстве. Он помнит братскую привязанность, тогда кажущуюся взаимной, помнит искренний смех Локи – сейчас это воспоминание болезненно, словно старая, но постоянно раздражаемая рана, - помнит улыбки, игры, близость… Понимания – не помнит. Наверное, его и не было. Тор помнит повзрослевшего Локи. Повелителя магии, младшего принца Асгарда. Советника, которого Тор втайне от всех считал умнее себя. Втайне от всех… и даже от самого Локи. Тор помнит брата-друга, брата-предателя, брата-врага. Помнит тонкие губы у самого уха, змеиный шепот, изящные, но сильные пальцы, цепляющиеся за его руку. Помнит все, о чем, кажется, сам Локи давно забыл – общее детство, общего отца, общий дом… Он верит лжецу – потому что помнит. Любит его… Потому что любил всегда. Локи – загадка, Локи – обман, Локи – паутина, в которой запутается любой – и человек, и бог. Тор запутался в ней с самого начала. Это его слабость. Это его преимущество. Тор смотрит в глаза брату и видит боль. Как и все. Боль унижения и бессильной ярости. Но он видит и то, чего не замечает больше никто. Можно заткнуть Локи его лживый рот, но глаза говорят гораздо больше, чем могли бы сказать губы. Тор помнит эти глаза и этот взгляд. И ему больно. Он делит с Локи его боль… но, пожалуй, берет себе большую часть. - Я помню, кто ты, - шепчет Тор одними губами, так, что и сам ничего не слышит – только чувствует. – Ты мой брат. Что бы ты ни натворил. Локи смотрит… и будто понимает, о чем говорит Тор. Хотя это, конечно же, только иллюзия. Очередная иллюзия бога обмана.
1. Свою первую привилегию Мерлин получил при первой же встрече с Артуром. До того спорить с наследным принцем Камелота осмеливались разве что король и леди Моргана. Мерлин об этом не знал. Возможно, именно поэтому случайность превратилась сначала в привычку, а потом в традицию.
2. Своей второй привилегией Мерлин воспользовался на второй встрече с Артуром. Привилегия заключается в том, чтобы называть принца ослом и королевской задницей, а потом не очень за это огребать. То есть, огребать, конечно… но как-то в обход закона об оскорблении величества.*
3. Третья привилегия – постоянно спасать Артуру жизнь – является, скорее, обязанностью. Впрочем, как сказать… учитывая, что принц всегда и везде лезет на рожон и редко ценит, когда ему кто-то спасает жизнь. Кто-то, кроме Мерлина.
4. Четвертой привилегией Мерлин пользуется не так часто, от силы раза два за серию. Потому как надо и совесть иметь. Эта привилегия состоит даже не в том, что он таскает у Артура завтраки/ключи/предметы одежды/деньги, а в том, что принц постоянно ему это спускает. Даже когда знает точно, чьих не слишком ловких рук это дело.
5. Пятая привилегия – не попадать на костер даже тогда, когда в магии подозреваются все жители Камелота скопом.** Ибо не видящее ничего в упор чудо по имени Артур Пендрагон каждый раз делает невероятно удивленное лицо и отмазывает Мерлина, как только может.
6. От шестой привилегии Мерлин получает больше морального удовольствия, чем от первой и второй, вместе взятых. Эта привилегия заключается в зависимости Артура от его шуточек и улыбок. Сию зависимость принц даже иногда пытается признавать вслух.
7. Седьмой привилегией, к сожалению, Мерлин делится постоянно с Гвен и периодически с Морганой и Агравейном. Эта привилегия – давать Артуру советы, к которым он прислушивается. Иногда. А иногда буквально требует этих самых советов (причем требует как раз только у Мерлина).
8. Восьмая привилегия – регулярно видеть принца обнаженным. Можно, конечно, сказать, что это и не привилегия вовсе… Но половина Камелота во главе с королем Алинедом явно придерживается совсем другой точки зрения!
9. Девятой привилегией – утаскивать за собой Артура вместо того, чтобы, как обычно, таскаться за ним – Мерлин пользуется действительно редко. В основном, Артур увязывается за Мерлином сам. Иногда это полезно, иногда не очень. И только к Мерлину принц Камелота лезет обниматься в момент, когда первый такой грязный, что слегка смахивает на негра (для сравнения, ту же Моргану в похожей ситуации Артур решается обнять только тогда, когда она приводит себя в порядок и надевает чистое платье)!
10. Это последняя привилегия. И самая важная. Кто бы ни любил Артура и кого бы ни любил он сам, судьбой будущего величайшего короля Камелота всегда остается величайший маг.
*Если в Камелоте такой вообще существует. **За исключением королевской семьи. Эти всегда вне подозрений.
читать дальше- Хоук, ты опоздал! - С чего это? – удивился Хоук, для проверки глянув на дисплей мобильника. Изабелла вздохнула. - Ладно, не опоздал. Но ты же всегда приходишь раньше всех! Точнее, вы с Карвером приходите раньше всех! Где ты был на этот раз?! - Мне тоже очень хотелось бы это узнать, - подхватил Карвер. Хоук открыл было рот… - И не вали все на Андерса! – совершенно учительским жестом подняла палец Изабелла. – Мы видели, он был здесь уже минут за десять до твоего прихода. - Как он себя чувствует? – тут же поинтересовался Хоук, припомнив, как Андерс реагирует на табачный дым и грохочущую музыку* (честно говоря, Хоук на них и сам бы так реагировал, если бы не многолетняя привычка). - Сказал, что хорошо, - подала голос Мерриль. Хоук покосился на неё и... в воздухе повисла пауза. - Хоук, - наконец, нарушила молчание Изабелла. – У Мерриль сильно накрашены глаза. - Она уже взрослая, пусть делает, что хочет, - отозвался Хоук, прежде чем посмотреть в зеркало за спиной у Мерриль. После этой реплики на солиста уставились все. - Где он был? У психиатра?! У… у... Где?!! – Карвер явно старался шептать, но эмоциональность тона с лихвой компенсировала его старания. Фенрис и Изабелла от комментариев воздержались, но их взгляды были достаточно выразительными. И никто не подумал, что, строго говоря, Хоук прав, и Мерриль действительно через пару дней должно было исполниться восемнадцать. - Я был в магазине, - пару секунд поизучав свое отражение, соизволил удовлетворить любопытство остальных «ястребов» солист. – Покупал Мерриль подарок на день рождения. - Что купил? – тут же поинтересовалась Изабелла. - Сюрприз, - невольно улыбнулся Хоук. – Еще вопросы? - Куда мы вставим «Осеннюю серенаду»? – спросил Фенрис. - После «Эры драконов», - не задумываясь, отозвался Хоук. Изабелла присвистнула. - Шестой! Почему не первой? Это же песня для… - Именно поэтому и шестой. Шесть – это его число. - Потому что у него шесть букв в имени? – посчитав что-то на пальцах, выдала Мерриль. Хоук покачал головой: - Нет. Просто… просто шесть – это его число. Спорить с солистом никто не стал. Перед самым выходом на сцену Хоук коротко обнял Мерриль и похлопал по плечу Карвера, как будто говоря: «я здесь, и все будет хорошо». Эти два «ястреба» до сих пор побаивались публики. Давно привыкшая к вниманию Изабелла была невозмутима, а по лицу Фенриса ничего нельзя было прочитать. Самого Хоука, как всегда, захлестнула волна энергии, стоило ему выйти и взять в руки микрофон. В темноте клуба он не мог разглядеть со сцены Андерса… пока не мог. Но люди, собравшиеся здесь, смотрели на них – кто с напряженным, недоверчивым вниманием, кто с восторгом. И больше всего они смотрели на Хоука. Послышалась музыка – первые, еще довольно тихие звуки. Давно знакомая мелодия, будоражащая, немного агрессивная. Хоук невольно порадовался тому, что это не «Осенняя серенада» с её нетипичной для рок-музыки нежностью и какой-то почти домашней мягкостью – начать сразу с неё он бы, пожалуй, не смог. В резкие, как свист хлыста, как оскорбление, слова Хоук вкладывал все свои эмоции. Резкие, святотатственные слова, сказал бы он, если бы хоть когда-нибудь по-настоящему верил в бога. Но этот клуб, эта сцена, эта музыка… они были реальностью. И здесь эти слова звучали, как истина, как аксиома. Внимание зрителей не давало иссякнуть эмоциям. Оно возбуждало… как, вероятно, возбуждала их музыка и слова. И в этом возбуждении было очень мало сексуального. Только через полчаса Хоук поймал себя на мысли, что он поет уже третью песню. И что только что увидел среди зрителей Андерса. Но сейчас Хоук не мог позволить себе большего, чем мимолетный, почти случайный взгляд. «Эра драконов». У фанатов «Ястреба» она была одной из самых любимых песен. И одной из самых сильных у «Ястреба». Нарастающее в воздухе напряжение должно было разрядиться на этой песне. Хоук невольно сосредоточился. Краем глаза он заметил, как побледнела Мерриль (это было заметно даже под слоем неизвестно зачем нанесенного тонального крема), как часто задышал Фенрис, как напряглись плечи у Карвера, как всегда, «забывшего» надеть майку. Друзья разделяли его чувства. Они тоже все поняли. И сыграли так, что музыка не оставила равнодушным даже Хоука, слышавшего её значительно чаще, чем любой самый преданный фанат. Ему сложно было судить, как спел он сам, но реакция зрителей была в точности такой, как ожидалось. Песня доводила напряжение до едва выносимого, а затем резко разряжала его, оставляя только спокойную опустошенность – и у музыкантов, и у зрителей. Впрочем, обычно такое состояние длилось недолго, ритмы рок-музыки очень скоро заставляли сердца вновь биться быстрей, тела – желать движения, а кровь – разогреваться до почти невыносимого жара... Но не сегодня. Сегодня пустоту должна была заполнить не привычная дикая энергия, а тихая нежность. Песни после «Осенней серенады» должны были быть уже не такими неистовыми, как первые. Кажущаяся легкость решения Хоука была обманчивой. Он не знал, поняла ли это его банда сразу же или уже во время концерта, но что поняла – он не сомневался. Они тоже были музыкантами, пусть и с чуть меньшим опытом. И комментарий Изабеллы был возможен исключительно потому, что раньше они не исполняли песен, подобных «Осенней серенаде». Что Хоук и признал в короткой речи перед ней. - Эта песня очень отличается от того, что мы исполняли раньше, - начал он, и зрители встрепенулись. – Честно говоря, ни я, ни Белла никогда раньше ничего подобного не писали. Эта песня… посвящена одному человеку, который для меня очень важен. Но сегодня она будет звучать для всех вас. Итак, встречайте «Осеннюю серенаду»! Сразу же после этой речи Хоук нашел среди зрителей Андерса. Нашел и вцепился взглядом, хотя и не в силах разглядеть никаких подробностей. Хоук знал, что Андерс смотрит на него в ответ – и этого было достаточно. Хоук вспомнил сиамского кота – застывшего в его руках, уютно свернувшегося на одеяле в чужой квартире, смотрящего на него яркими глазами. Вспомнил бутерброды с персиками, золотой лист, запутавшийся в волосах почти такого же цвета. Вспомнил неловкое прикосновение губ в парке и первый настоящий поцелуй, холодок первого снега и жар забравшихся ему под майку рук. Вспомнил первое, теплое очарование улыбки и будоражащее давление взгляда. Хоук вспомнил все. И просто спел об этом. И, как ни странно, зрителям «Осенняя серенада» понравилась даже больше, чем предыдущие песни. Последующих оставалось не так много – только три. Они разогревали, но не приводили в неистовство. Прибавляли сил, но не сбивали впечатление от «Осенней серенады». Хоуку пришлось изрядно постараться, подбирая такие. И все равно, допев последнюю, он чувствовал, что выложился до конца. Сказал все, о чем хотел – и мог – сказать. «Вряд ли такая усталость хорошо знакома тем, кто исполняет поп-музыку или рэп, - подумал Хоук с едва осознанным превосходством. – Разве только оперным певцам…». - Никогда еще так не уставала, - призналась Изабелла, когда они ушли со сцены. – Но это того стоило… - Уверена? – с интересом посмотрел на неё Хоук. Изабелла кивнула. - Уверена. «Осенняя серенада» - нечто даже в большей степени, чем я думала. Напиши еще парочку таких песен, а? - Если ты напишешь музыку, - улыбнулся Хоук. - А эти двое опять за свое, - пробормотал Карвер, помогая Мерриль менять сценический образ на повседневный вид. На проверку эта помощь проявлялась в том, что он топтался рядом с зеркалом и изредка по просьбе девушки искал в её же сумочке какую-нибудь необходимую мелочь. - Кстати, а где Андерс? – заинтересовалась Мерриль. - В клубе… наверное… - Хоук потянулся за мобильником, но вдруг остановился на полпути. – Карвер, если что, проводишь Мерриль до дому? - Андерс взрослый мужчина, сам как-нибудь доберется, - фыркнул Фенрис, явно почувствовавший, куда ветер дует. - А тебя бы я попросил проводить Беллу, - закончил Хоук, таки достав из кармана куртки мобильник. - Я взрослая женщина… - начала было Изабелла. - … и все равно тебе не стоит шататься по ночным улицам одной, - покачал головой Хоук. – Тем более, что ты даже не взяла машину. - Какой смысл брать машину, если до моего дома отсюда десять минут пешком? - Вот именно поэтому я и прошу Фенриса тебя проводить. По крайней мере, с тобой он хотя бы подумает, прежде чем опять ввязаться в какую-нибудь драку. Тут уже рассмеялись все. - Нечем крыть… - сквозь смех выдавила Изабелла. - Ну а я пошел искать Андерса, пока он не свалился в обморок от табачного дыма, - решительно заявил Хоук, перекидывая через руку куртку. Мобильником он решил воспользоваться только при крайней необходимости, рассудив, что в царившем в клубе шуме Андерс все равно вряд ли услышит звонок. Оказалась, что эта предосторожность была излишней. Андерс стоял у входа в клуб, пытаясь отдышаться после нескольких часов, проведенных в насквозь прокуренном помещении. Хоук мысленно похвалил себя за то, что ему пришло в голову сначала поискать Андерса на улице. - Извини, - Хоук обнял Андерса сзади, одновременно произнося это слово. Андерс сначала дернулся от прикосновения, затем, узнав знакомый голос, расслабился. - За что? За то, что я увидел настоящего тебя? – судя по голосу, Андерс улыбался. - За то, что я заставил тебя… - Ты меня не заставлял. Я хотел посмотреть на… на это с самого начала. И оно того стоило. Хоук убрал руки с плеч Андерса и сделал несколько шагов, чтобы увидеть его лицо. - Это была песня для тебя. - Я понял, - кивнул Андерс. Затем покраснел. – Мне было очень… приятно. Хотя это, конечно, не то слово... Но я же не ты. У меня даже в школе и в университете по всем изучаемым языкам была тройка. - А по биологии – пятерка? – невольно улыбнулся Хоук. - Точно. - Признаться, у меня было все наоборот. Биология меня почему-то всегда вдохновляла. Все учительницу слушают, а я стихи пишу… - поделился Хоук. Андерс засмеялся. - Не могу себе этого представить. - А я могу. Вот не писать стихи действительно никогда не мог, - задумчиво произнес Хоук. Затем улыбнулся: - Пойдем домой. - Ко мне или к тебе? – уточнил Андерс. - Моя квартира – это не дом, а музыкальная студия. Иногда используется для дружеских посиделок. Тебе там будет неуютно, - честно признался Хоук. Затем немного смущенно добавил. – Понимаю, звучит, будто я напрашиваюсь… - Все в порядке, - улыбнулся Андерс. И потянулся, чтобы поцеловать Хоука. - Куплю тебе какую-нибудь обувь с толстой подошвой, – прямо в губы шепнул Хоук. – Тогда мы будем одного роста. - Не надо обуви, - тихо засмеялся Андерс, щекоча дыханием. – Мне нравится, что ты выше. Тем временем на втором этаже клуба… - И почему я не слышу, что они говорят?! – не отходя от окна, возмутилась Изабелла. Стоящий рядом с ней Варрик понимающе усмехнулся. - В этом есть и плюсы, Цыганочка. Они тебя тоже не слышат. - Убери фотоаппарат! - Не беспокойся, я не буду никуда посылать эти снимки. Просто эти двое очень мило смотрятся вместе, не находишь? - Ты прав… но фотоаппарат все равно убери! Эх, жаль, что Мерриль увела Карвера: он спорил, что Хоук не будет целоваться с Андерсом на людях…
AU по Dragon Age. Современный мир. У Хоука есть рок-группа "Ястреб", в которой он солист и автор стихов. Изабелла и Мерриль - гитаристки, первая еще и композитор. Фенрис - бас-гитарист. Карвер - барабанщик. Андерс... ну, это отдельная история.
- Возможно два варианта развития событий, - мрачно изрек Хоук, от нечего делать пялясь на грудь Изабеллы. – Первый, реалистический: прилетают марсиане и пишут нам песню. Второй, сюрреалистический: мы пишем песню сами. - А кто-то говорил, что у него куча идей, - прохрипел Фенрис, бросив косой взгляд в сторону солиста. Хоук никак не среагировал ни на реплику, ни на взгляд - он уже давно привык к проявлениям неприязни со стороны татуированного бас-гитариста. - Кстати о марсианах… - оживилась Изабелла. – Ты сможешь написать песню о марсианах, Хоук? - Сначала ты напиши музыку для этой песни, - в тон ей ответил солист. - А без музыки? – не отставала гитаристка. - А без музыки это будет не песня, а просто стихи, - послышался из дальнего угла голос Карвера. – И вообще, братец, хватит маяться дурью! Конечно, если ты сподобишься написать песню про грудь Изабеллы, это будет хит… Но даже ради этого я не согласен проторчать здесь хотя бы еще десять минут! - Я тоже, - ну, от Фенриса чего-то другого ждать не приходилось… Хоук внимательно посмотрел сначала на барабанщика, потом на бас-гитариста (тот демонстративно отвернулся), затем, как-то странно усмехнувшись, кивнул: - Ладно, парни, встречаемся завтра… ну, или когда мне или Белле придет в голову что-нибудь дельное. - Все-таки хорошо, что Мерриль сегодня не пришла… - задумчиво протянула Изабелла. Дождавшись, когда Карвер и Фенрис оденутся и выйдут за дверь, Хоук посмотрел на гитаристку: - Тебя проводить, Белла? – спросил он тихо. Изабелла замотала головой. - Ну, как хочешь, - пожал плечами солист. Отказ не помешал ему накинуть на плечи подруги черную кожаную куртку и протянуть ей синюю бандану, которую гитаристка осенью и весной носила вместо шапки. - Ну ты прямо как заботливая мамаша, Хоук, - как всегда, немного смущенно улыбнулась Изабелла, завязывая бандану на голове. – Ладно, до… ну, в общем, как что-нибудь придумаю, так позвоню. Или ты звони. - Обязательно, - с невероятно серьезным видом кивнул Хоук. Гитаристка повернулась к нему в профиль, подставляя щеку для поцелуя. Хоук едва коснулся губами смуглой кожи. Это тоже было одной из их маленьких традиций, которые заставляли всех – и Карвера с Фенрисом тоже – думать, что между ними есть романтические отношения. На самом же деле, отношения были только дружеские. Ну, почти. Закрыв за Изабеллой дверь, Хоук опустился на стул и несколько секунд сидел, не отводя взгляда от какой-то, только ему одному известной точки на полу. Пол был самый обычный, да еще и не очень чистый, и было совершенно непонятно, что же там можно было углядеть такого интересного. Хоук категорически не умел быть один. Единственное состояние, когда одиночество не тяготило его – приступ вдохновения. Да, именно приступ. Когда Хоук писал стихи, ему было совершенно все равно, есть кто-то рядом или нет. Ну, кроме Изабеллы. В обществе Изабеллы Хоуку творилось еще лучше, чем в одиночестве. Но сейчас рядом никого не было. Писать стихи не хотелось. Вообще не хотелось ничего из того, что могла предложить его двухкомнатная квартира, кажущаяся после ухода «ястребов» (как иногда называла их компанию Мерриль, намекая на название группы) слишком большой и пустой. Спустя примерно минуту Хоук встал и, вытащив из-под стула ботинки на толстой подошве и сняв с вешалки куртку (почти такую же, как у Изабеллы… только вот практически любая женщина бы в ней просто утонула), отправился прогуляться. Это была, пожалуй, самая полезная из его привычек. Именно во время такой вечерне-ночной прогулки им с Карвером пришла в голову идея создать свою рок-группу. Именно так Хоук успокаивался, когда перебранки с Фенрисом заходили уж слишком далеко… и с самим Фенрисом он, кстати, познакомился подобным образом, рискнув вмешаться в драку, со стороны выглядевшую как «трое на одного». Будущий бас-гитарист группы «Ястреб» как раз и был этим «одним». И в помощи он, как выяснилось позже, не очень-то нуждался… но сам факт оценил. Те первые несколько недель после знакомства Фенрис даже вел себя довольно дружелюбно… пока не согласился прийти сам и притащить свою бас-гитару на одну из первых репетиций «Ястреба». И не столкнулся на этой самой репетиции с Мерриль… Хоук невольно усмехнулся, вспоминая эту уже давнюю историю. Погода была действительно хороша – никакого дождя, небо чистое, почти без облаков, хотя и уже темное. Хоук и сам не заметил, как на каком-то перекрестке свернул не туда и оказался на незнакомой улице. То есть, может, и знакомой – при свете дня. Поздним вечером он здесь еще никогда не бывал. Где-то неподалеку громко залаяла собака. Прямо под ноги Хоуку – тот едва успел отшатнуться – выбежала перепуганная кошка, цвет шерсти которой в полумраке невозможно было разглядеть. Действуя словно по инстинкту, Хоук присел на корточки и неожиданно ловко подхватил кошку под живот раньше, чем успел подумать, нужно ли это делать. Собака, выбежавшая вслед за кошкой, оказалась маленькой – то ли вчерашний щенок, то ли в предках были мопс или болонка – и, судя по всему, не способной ни на что серьезнее громкого лая. Прогнать её оказалось несложно, несмотря на то, что в руках у Хоука была замершая, почему-то не пытающаяся вырваться кошка. Явно домашняя кошка – сытая, ухоженная, с густой, хоть и запачканной шерстью. - И что мне с тобой теперь делать? – вслух поинтересовался Хоук, подойдя к фонарю, чтобы получше разглядеть спасенную. Кошка оказалась черно-серой – вернее, черно-белой, с черными ушками, хвостом и подушечками лап. К тому же… К тому же, это была не кошка, а кот. - Где вы его нашли? – неожиданно послышался тихий незнакомый голос. Мужской голос. Хоук и кот одновременно повернули головы на звук. Говоривший явно очень спешил, одеваясь перед выходом на улицу – он был в кроссовках на босу ногу, строгих брюках и в куртке… такое впечатление, что надетой прямо на голое тело. В полумраке Хоук не мог различить цвета его волос, не то, что лицо… но ему показалось, что незнакомец немного старше его. И он явно был хозяином черно-белого кота. - Он сам меня нашел, - невольно улыбнулся Хоук. – Выбежал прямо под ноги. - Понятно, - кажется, незнакомец улыбнулся в ответ… но Хоук не был в этом уверен. – Я случайно оставил дверь приоткрытой, и Нат убежал… Извините, если он доставил вам неприятности. - По-моему, он доставил неприятности вам, - Хоук передал кота его хозяину, при этом на мгновение задержав в своей руке чужую – чуть прохладную, с неожиданно тонкими пальцами. – Гаррет Хоук. - Андерс, - а вот теперь незнакомец совершенно точно улыбнулся – тепло и чуть застенчиво. – Спасибо за Ната… Я понимаю, что у вас могут быть другие планы, но… я могу пригласить вас на чашку кофе? Это прозвучало как-то странно, необычно для мужчины… но уж кого-кого, а Хоука необычность напугать не могла. У него не было других планов, рядом с Андерсом он почему-то чувствовал себя очень уютно… так что ответ был очевиден. - Да.
- Какой кофе вы любите? – Андерс стоял к Хоуку спиной, возясь с кофеваркой, что давало гостю возможность рассмотреть хозяина получше. Золотисто-рыжие волосы, стянутые резинкой, бледная кожа, незагорелая, несмотря на совсем недавно закончившееся лето… Глаз видно не было, но Хоук уже знал их цвет – золотисто-карие. Теплые, «осенние» цвета… - Покрепче и побольше, - уж на что-что, а на вопрос о кофе Хоук мог ответить даже во сне, настолько часто ему приходилось его слышать. - Вы же потом не заснете, - Андерс, судя по голосу, улыбнулся. - Засну. Я привык вести ночной образ жизни, - отмахнулся Хоук. – И кстати, Андерс, может, перейдем на «ты»? А то не привык я как-то кому-то «выкать». - Даже начальнику? – Андерс поставил перед гостем большую кружку с дымящимся кофе, перед собой – кружку поменьше, с фотографией кота, в котором без труда можно было узнать Ната. В этой кружке тоже был кофе, только разбавленный молоком до почти песочного цвета. - У меня нет начальника, - не без гордости сообщил Хоук. - Ну, тогда вопрос снимается, - рассмеялся Андерс. – Чем же ты занимаешься? - Рок-музыкой, - признался лидер группы «Ястреб». - И как, успешно? Хоук пожал плечами: - Смотря что считать успехом. Я делаю то, без чего не могу жить. Как и моя банда. Мы делаем музыку просто потому, что не можем иначе. - Но почему именно рок-музыку? Не городские романсы, не поп-музыку... именно рок? – задумчиво поинтересовался Андерс, механически помешивая кофе ложечкой из-под сахара и глядя гостю прямо в лицо своими теплыми, кажущимися сейчас почти золотыми глазами. Хоук ответил спустя почти минуту, несмотря на то, что прекрасно знал, что сказать. Просто эти глаза… они привлекали к себе внимание. И привлекали сильно. - Потому что рок – это сама жизнь, - наконец, выговорил он, и, сказав, встретился с Андерсом взглядом. На несколько секунд. Но Хоуку показалось, что они смотрели друг другу в глаза целую вечность. - Я бы хотел послушать вашу музыку, - улыбнулся Андерс. Эта улыбка была мягкой и светлой, какой-то совсем не мужской… во всяком случае, никогда раньше Хоук не видел такой улыбки у мужчины. Впрочем… и такого взгляда он тоже никогда не видел. - Через месяц у нас концерт, - не без труда вспомнил Хоук. – Я... буду рад, если ты придешь. - Обязательно приду. На несколько минут стало очень тихо. Непривычно тихо для Хоука, привыкшего к шуму города, звукам человеческих голосов, громкой музыке. Они с Андерсом просто сидели и смотрели друг на друга, забыв даже про остывающий кофе. И это при том, что Хоук испытывал чуть ли не страх при мысли о том, чтобы снова встретиться с ним взглядом. Слишком сильное воздействие на него оказывали глаза и улыбка Андерса. «Осенняя серенада, - вдруг подумалось Хоуку, эти два слова прозвучали в его голове так отчетливо, словно были вложены кем-то – чем-то – извне. – Наша следующая песня будет называться «Осенняя серенада». Мелодичная, немного грустная… совсем чуть-чуть!.. с редкими вспышками… страсти? Летнего зноя? Думаю, Белла меня поймет…» …если познакомится с Андерсом. Но об этом Хоуку думать не хотелось. Андерс не женат, это сразу видно по состоянию квартиры, но, скорее всего, у него есть любовница. Точно есть кто-то, кроме кота. И вообще, они познакомились только этим вечером, и у Хоука нет никаких прав на Андерса. На светящееся, осеннее золото его волос и глаз, на солнечное тепло его улыбки. Но почему-то так хочется забрать все это с собой. И написать песню. «Осеннюю серенаду». Хотя… её он и так напишет. - Ты живешь далеко отсюда? – наконец, нарушил молчание Андерс. Хоук покачал головой: - На соседней улице. И добавил, сам не зная, почему: - И меня никто не ждет. Даже кот. - Тогда… может, останешься на ночь? – неуверенно предложил Андерс. В этот момент Хоук не смотрел на него, поэтому не увидел, как изменилось выражение золотистых глаз. - Скорее уж до полудня, - рассмеялся Хоук. – Конечно, диванчику на твоей кухне далеко до нормальной кровати… но здесь гораздо уютнее, чем в моей пустой квартире. - Могу себе представить, - без улыбки кивнул Андерс и вышел из кухни. Наверное, за постельным бельем. В приоткрытую дверь почти сразу же проскользнул Нат, уставившийся на гостя с совершенно непередаваемым выражением. Хоук из интереса даже попробовал определить и подсчитать все эмоции, отразившиеся на усатой кошачьей морде и в голубых глазах, но после пятой бросил это бесполезное занятие и стал просто разглядывать домашнего питомца. «Красивый… Как и… Стоп! Интересно, Андерс все-таки красивый или нет?». Хоук был вынужден признаться сам себе, что не знает. Ему даже в голову не приходило как-то оценивать внешность Андерса. Неудивительно, что, когда хозяин квартиры вернулся – с черно-белыми одеялом, подушкой и простыней в руках, - Хоук внимательно посмотрел на него. Андерс, наверное, как-то не так понял этот взгляд, потому что слегка покраснел. - Я пытаюсь понять, насколько ты похож на своего кота, - пояснил Хоук. – Ну знаешь, говорят: «каков хозяин – таков и зверь»… - А, понятно, - протянул Андерс. Подушку и простыню Хоук разместил на узком диванчике, отложив в сторону одеяло. Нат тут же прыгнул на диванчик и свернулся клубком на мягком свертке. - Обычно Нат не очень-то ладит с моими гостями, - улыбнулся Андерс, с нежностью глядя на своего кота. – Тебе повезло, что сиамские кошки хорошо помнят не только зло, но и добро. - Значит, он сиам? – Хоук по-новому посмотрел на устроившегося на одеяле Ната. – Я слышал, они бывают очень… эээ… - Вредные, - договорил за него Андерс. – Я знаю… но мне на Ната жаловаться не приходится. Он меня любит… и даже иногда пытается защищать. На языке у Хоука вертелся вопрос: «А почему тогда он убежал?», но спрашивать так было бы бестактно. Так что последними словами, которые они с Андерсом сказали друг другу, было пожелание спокойной ночи (хотя более логично было бы пожелать спокойного утра). Несмотря на это самое пожелание, покой в ближайший час Хоуку точно не светил. Фразы и рифмы, уже давно приходящие в его голову по отдельности, наконец, собрались в целое, и не записать это самое целое Хоук просто не мог. На салфетке, чудом найденной в кармане джинсов ручкой… Нат, первые несколько минут изо всех сил притворявшийся спящим, наконец, сдался и начал заинтересованно поглядывать на гостя. Впрочем, Хоука это ничуть не отвлекало – он привык к тому, что в такие моменты ему через плечо пытается подглядывать Мерриль, реже Изабелла, иногда обе сразу. Так что один-единственный кот настрой ему сбить не мог. Дописав текст, Хоук сложил салфетку так, чтобы она могла поместиться в карман джинсов, вернул на место ручку и просто-таки свалился на диванчик, заснув через несколько секунд после того, как его лохматая голова коснулась подушки. Уж что-то, а сон ему мало что могло испортить.
Хоук проснулся внезапно – словно от яркого света или громкого звука. Причем ни то, ни другое не соответствовало действительности. Жалюзи на окне были задернуты так, чтобы ни один луч не мог пробиться внутрь. И, хотя на кухне все-таки было довольно светло, для того, чтобы разбудить привыкшего спать днем человека, этого было явно недостаточно. Что касается звуков… За столом сидел Андерс и читал какую-то толстую книгу. Хоук невольно зацепился взглядом за его руки, точнее, за пальцы. Длинные, необычно тонкие для мужчины пальцы. Никаких колец. Короткие, аккуратно подстриженные ногти. «Как у музыканта… Хотя нет, он бы сказал, мы же говорили об этом…» - Который час? – спросил он хриплым со сна голосом. Андерс поднял голову и посмотрел на него. - Где-то час дня. Обычно я в это время на работе. - А… - А сейчас у меня отпуск. Впрочем, это на самом деле непривычно – ложиться так поздно. Я проснулся где-то в восемь и так и не смог снова заснуть, - с каким-то почти виноватым выражением лица сообщил Андерс. - Ээ… а кем ты работаешь? – поинтересовался Хоук, пытаясь понять, во сколько же надо вставать в будние дни, чтобы во время отпуска просыпаться в восемь утра. - Хирургом. «Вот тебе и музыкант…» Хоук подпер голову рукой и невольно поморщился, почувствовав, как спутались его волосы. Впрочем, ничего удивительного – сначала прогулка с непокрытой головой, потом ночевка на диванчике… - Опять придется полчаса расчесывать… - пожаловался то ли Андерсу, то ли сам себе Хоук, лихорадочно прикидывая, можно ли дойти в таком виде до дома или стоит попросить у хозяина квартиры хоть какую-нибудь расческу. Андерс молча встал и вышел из кухни. Хоуку почему-то подумалось, что он обиделся. Может быть, не выносит длинных волос у мужчин… даже когда эти самые «длинные волосы» на самом деле не очень длинные. До середины спины. Хотя, с другой стороны, вчера же он про это ничего не сказал… Андерс вернулся с расческой, причем неожиданно приличной. Критически посмотрел на волосы Хоука и спросил, прежде чем протянуть расческу: - Ты уверен, что справишься сам? - Все так плохо? – поинтересовался Хоук, уже догадываясь об ответе. Было бы хорошо, помощь бы не предлагалась. Андерс расчесывал его волосы медленно и осторожно, почти безболезненно. Уж во всяком случае лучше, чем справился бы он сам. - Ты носишь длинные волосы, потому что так положено в… вашей среде? – судя по голосу, Андерсу уже давно хотелось об этом спросить. - Можно и так сказать, - отозвался Хоук. – В юности мне казалось, что это круто, ну а сейчас просто жалко стричься. Я эту гриву черт знает сколько отращивал. - Тебе идет. - Спасибо… И за приведение моей шевелюры в порядок тоже, - улыбнулся Хоук. - Останешься на обед? - Наверное, нет… Андерс не стал уговаривать, но и не было заметно, чтобы он почувствовал облегчение. Самому Хоуку, откровенно говоря, не особенно хотелось уходить, но задерживаться так надолго было бы с его стороны ужасно бестактно. Кроме того, стоило хотя бы привести себя в порядок и позвонить Изабелле… Второе он сделал, едва за ним закрылась дверь квартиры Андерса. Изабелла ответила на звонок почти сразу же (спустя всего два гудка). - Есть идея? – выпалила она хриплым, но явно не со сна, а от сигаретного дыма голосом. - Есть. И шикарная, - заверил её Хоук. – Приходи часов в семь, уточню детали. - В восемь, - переиначила Изабелла. – В семь у меня деловая встреча. - Хорошо, в восемь, - согласился Хоук. Все равно на вечер у него никаких планов не было. А вот на день – появились буквально через пару минут. Виновата в появлении этих самых планов была Мерриль, позвонившая Хоуку и своим звонким полудетским голоском сообщившая, что её подруга «очень-очень хочет с ним познакомиться»! В принципе, в этом не было ничего необычного, подружки Мерриль, обычно такие же представительницы «золотой молодежи», как и она сама, едва узнав о существовании Хоука (а Мерриль налево и направо трепалась о своих взрослых друзьях), испытывали желание с ним познакомиться. С Фенрисом и Карвером была бы примерно та же история… но Фенрис и саму-то Мерриль к себе на пушечный выстрел не подпускал, не то, что её подруг, а Карвер испытывал нежные чувства к самой юной из «ястребов» (хоть и всячески отрицал это), и Мерриль не хотела знакомить его с другими девушками. Хоук же от таких встреч отказывался редко – хотя и не видел ни в Мерриль, ни в её ровесницах женщин… а, может, именно поэтому. Его умиляли их попытки кокетничать, завораживала неопытность, смешанная со смешной уверенностью в том, что «мы уже все знаем». Именно такой раньше была Мерриль - до того, как она поняла, что Хоук считает её только другом, и не стала вести себя с ним соответственно. Именно такими были её подружки. И эта тоже – миловидная зеленоглазая Варанья, чье лицо показалось Хоуку странно знакомым. - Мы точно нигде не встречались? – не выдержал, наконец, он, когда Варанья повернулась в профиль, чтобы отпить коктейля из высокого бокала. Они сидели в кафе, так как последний раз Хоук ел еще вчера (кофе у Андерса не считается), дома из еды были только купленные тогда же для Изабеллы фисташки и несколько банок пива, а идти в магазин и готовить что-нибудь существенное для себя и гостий Хоуку не хотелось ну совсем. - Нет, - покачала головой Варанья. – Я бы вас запомнила… - Может быть, дело в Фенрисе? – отозвалась Мерриль. - При чем тут… они что, родственники? – Хоук, до которого только что дошла причина, мягко говоря, неприязненного отношения Фенриса к их второй гитаристке, ошарашено уставился на Варанью. - Фенрис – мой старший брат, - с явно фальшивой грустью пояснила та. – Мы с ним… не ладим. - Я знаю, - пробормотал Хоук. Почему-то именно в этот момент ему вспомнилось, что они с Андерсом так и не обменялись номерами телефонов. И номер дома, не говоря уже о номере квартиры, Хоук не запомнил…
- Где Фенрис?! Изабелла и Карвер переглянулись. Мерриль, и до вопля Хоука каждые две минуты поглядывающая на дисплей своего мобильника, дернулась и начала проверять время каждые несколько секунд. - Белла, попробуй дозвониться до него, - после небольшой паузы бросил Хоук, нервно постукивая пальцами по столу. Такое поведение не было характерно для солиста, но и Фенрис никогда раньше не опаздывал на репетиции. - Уже пробовала, - отозвалась Изабелла. - Он не берет трубку. Хоук, попробуй сам. - Вы не поругались? – одновременно с подозрением и удивлением поинтересовался Хоук. В конце концов, их композитор была единственным членом группы, ладящим со всеми без исключения. Даже с Фенрисом. С другой стороны, для того, чтобы разозлить бас-гитариста, больших усилий прилагать не требовалось… - Мы… не сошлись во мнениях относительно Мерриль, - призналась Изабелла. Хоук хмыкнул. Он и сам частенько ругался с Фенрисом именно по этой причине. Но, тем не менее, дозвониться до бас-гитариста стоило. В конце концов, Фенрис вполне мог вляпаться в неприятности. С его-то характером… Хоуку не приходилось звонить по этому номеру уже довольно давно. Всегда было проще попросить Карвера или Изабеллу передать остальным день и время следующей репетиции. Пообщаться же просто так ни у солиста, ни у бас-гитариста желания не возникало. Они и так встречались несколько раз в неделю. Фенрис не брал трубку действительно долго. Только после пятого гудка Хоук услышал: - Алло. Вы кто? - Фенрис, ты чего? – машинально удивился солист. В первую секунду ему подумалось, что бас-гитарист так разозлился на них всех, что стер из памяти телефона номера членов группы. И только потом до Хоука дошло, что ответивший ему голос не принадлежал Фенрису. Хотя и был явно знакомым… - Фенрис? – повторил голос. – Так его зовут? - А что? – насторожился солист. - Ваш Фенрис в больнице. Несколько ножевых ранений. Потерял много крови. - Опять в драку полез… - пробормотал Хоук. – Псих татуированный! – это было произнесено с чувством и на тон громче. Говоривший закашлялся, явно пытаясь скрыть смех. - Мне кажется, или мы с вами уже где-то встречались? – после приступа «кашля» поинтересовался он. - Мне так тоже кажется, - признался Хоук. – Вас зовут… - Андерс. - А вашего кота – Нат, - Хоук сам не понял, почему ляпнул именно это. По законам жанра ему полагалось бы радостно завопить: «Андерс!!!». - И ты спас его от перспективы стать бездомным котом, - судя по голосу, Андерс улыбнулся. – К сожалению, вряд ли тебе удастся повидаться с твоим другом. Во всяком случае, сегодня. - Если я не поеду в больницу, моя банда съест меня на обед, - мрачно предрек Хоук. – Вместе с майкой, джинсами и кедами. Так что скажи адрес больницы, а там уже разберемся. Андерс продиктовал адрес больницы. Попрощавшись, Хоук прервал звонок… и встретился взглядом с Изабеллой. - Если мы сейчас же не поедем в больницу, я точно начну тебя есть, - абсолютно серьезным голосом сообщила она. - И я присоединюсь, - подхватил Карвер. Мерриль предсказуемо воздержалась от комментариев. Впрочем, в больницу они попали только через час (хотя ехать до неё было всего ничего). Мерриль пришла в голову мысль купить чего-нибудь для Фенриса. Мысль была бредовая, учитывая, что бас-гитаристу сейчас было явно не до еды, но Хоук её поддержал. Ему тоже хотелось что-нибудь купить… но для Андерса. Цветы, конфеты и прочее здесь бы не прокатили. Так что Хоук, про себя радуясь тому, что они заехали в огромный супермаркет, где продавалось практически все, купил изящную черную статуэтку кота, чем-то смахивавшего на Ната. Статуэтка нравилась даже самому Хоуку, и кошатнику Андерсу она тоже должна была прийтись по душе. В больнице на них пялились абсолютно все. Какая-то пожилая женщина приняла выглядевшую моложе своих лет Мерриль за дочку Хоука и Изабеллы и прочитала лекцию на тему: «почему вы позволяете своему ребенку одеваться так вызывающе?». Всех троих это здорово развеселило. На Андерса «банда» Хоука наткнулась почти случайно. Точнее, это он на них наткнулся. - Хоук, у твоей дочки аллергия? – поинтересовался мужчина в зеленом халате. В первую секунду Хоук даже не узнал Андерса – на работе тот выглядел совсем иначе, чем дома. Карвер, Мерриль и Изабелла снова засмеялись. Хоук же был занят разглядыванием хирурга. Изменилась не только одежда, но и манера поведения, кажется, даже взгляд… «Странно, раньше он казался мне таким теплым…». - Она моя подруга, - Хоук не без труда вспомнил, о чем спрашивал Андерс. – И гитаристка в группе. Её зовут Мерриль. Мерриль, порозовев, протянула свою руку для приветствия. - Я Изабелла, для друзей Белла, - Изабелла тоже решила представиться. – Вторая гитаристка и композитор. - Карвер. Барабанщик. – Карвер сжал руку Андерса так сильно, что хирург невольно вздрогнул. - Мой брат, - уточнил Хоук. – А это Андерс. Я говорил с ним по телефону, когда дозванивался до Фенриса. - С ним все в порядке?! – одновременно выдали Мерриль и Изабелла. - Его привезли утром на «Скорой», - начал объяснять Андерс. – Очевидно, пьяная драка. «Скорую» вызвала какая-то сердобольная девушка. Сами по себе его раны не так опасны, но он потерял много крови и очень слаб. Так что в ближайшие дня два о посещениях не может быть и речи. - Когда он поправится? – хором поинтересовались все оставшиеся «ястребы». - Учитывая, что до того, как ваш друг потерял сознание, он пытался крыть медсестер матом и утверждать, что он свалит отсюда, как только сможет встать на ноги… - Андерс слабо улыбнулся, вспоминая. – Через неделю-полторы. Но… Хоук, он тоже из вашей группы? - Бас-гитарист, - кивнул Хоук. - Не позволяй ему перенапрягаться. - Он меня не послушает. - Ты себя недооцениваешь, - неожиданно возразила Изабелла. – Фенрис, конечно, тот еще упрямец, но твое мнение для него много значит. Если бы не ты, он бы не играл в «Ястребе». Хоук невольно задумался над её словами. Андерс улыбнулся и едва заметно кивнул, словно мысленно соглашаясь с женщиной. - Я провожу вас до выхода. Если в поисках человека с ножевыми ранениями вы добрели до кабинета аллерголога, то можно усомниться в вашей способности выйти из больницы, не нарезав парочку кругов по всем этажам. - А на каком этаже находится Фенрис? – невинно поинтересовалась Изабелла. - На первом. Хоук резко выдохнул сквозь зубы. Кабинет аллерголога был на третьем. - Мы здесь в первый раз… - виновато захлопала ресницами Мерриль. Это заявление было правдой, но Хоука оно не утешило. Что простительно девочке - школьнице, пусть даже учащейся в выпускном классе, то не простительно взрослому мужчине. Двоим взрослым мужчинам, если считать Карвера. А Изабелла… какой спрос с женщины в подобной ситуации? - Кстати, Андерс… - неожиданно Хоуку вспомнилась одна деталь, мелкая, но сейчас имеющая значение, - … ты же сейчас в отпуске? - В отпуске, - кивнул Андерс. – Но меня попросили помочь. - И часто тебя так… «просят»? - Нет. Иногда я прихожу сам. - Каждый день? – удивилась Изабелла. Андерс немного смутился. - Я плохо умею отдыхать, если честно. Часто задумываюсь: а что, если мое безделье будет стоить нескольких человеческих жизней? Людей, которых можно было бы спасти, окажись в больнице еще один хирург? - Но не все же твои пациенты находятся на грани смерти! - Не все. Но все страдают. Я делаю, что могу, но мне постоянно кажется, что этого недостаточно. - Теперь понятно, почему вы с моим братцем сошлись, - спустя несколько секунд нарушил повисшую после слов Андерса тишину Карвер. – Он такой же псих. Ну… в своей области. Хоук уже открыл рот, чтобы объяснить брату, что сравнение спасающего человеческие жизни врача с психом было по меньшей мере некорректным, но Андерс мягко улыбнулся, показывая, что слова Карвера его не обидели. Увидев эту улыбку, Хоук рот закрыл, но про себя решил, что потом младшенькому от него все-таки достанется. - Нат по тебе скучает, - тихо сказал Андерс, когда подавляющая часть «банды» вышла из дверей больницы. Внутри остался только Хоук… да и то потому, что в последний момент Андерс на несколько секунд, скорее намекающе, чем всерьез, придержал его за руку. - А я скучал по тебе, - признался Хоук. – Надеюсь, что Фенрис успеет провести с нами хотя бы пару репетиций. - Ему нельзя перенапрягаться, - напомнил Андерс. - Это… - Хоук на мгновение отвел взгляд, - это и для тебя. - Что ты имеешь в виду? - Узнаешь на концерте. - До концерта еще далеко, - заметил Андерс. – Ты… у тебя есть какие-нибудь дела на вечер? - Учитывая облом с сегодняшней репетицией, у меня и сейчас никаких дел нет. - Тогда через два часа встретимся у меня. - Хорошо. Притаскивать что-нибудь съедобное? - Ну… - Андерс немного смутился. – Персики. Я люблю персики. - Мои персики, твой кофе. Договорились.
Глава пятая.
читать дальше- Хоук, ты сволочь! – бескомпромиссно заявила Изабелла. - Почему? – довольно миролюбиво поинтересовался Хоук, пытаясь сообразить, есть ли в его гардеробе ну хоть что-нибудь приличное. Рубашка там, пусть даже с короткими рукавами. Или накинуть на одну из привычных маек какой-нибудь свитер и пойти без куртки? - Потому что ты внаглую используешь человека, у которого в жизни и так не очень много радости. - Ээ… ты это про кого? – Хоук даже отвлекся от своих размышлений и повернулся к подруге. - Про Андерса! – выпалила Изабелла. – Ну, наконец-то ты обратил на меня внимание... Слушай, Андерс хороший человек. Он серьезно относится к чужим чувствам – в отличие от тебя! - Я тоже серьезно… - Я бы поверила в это, если бы знала тебя чуточку хуже, - хмыкнула Изабелла. – Ты же ничего, кроме своей драгоценной музыки, в упор не видишь! Андерс тебя вдохновляет, это понятно уже по твоей «Осенней серенаде», даже если не обращать внимания на то, как вы друг на друга смотрите. Нет, у нас получилась прекрасная песня, твои стихи впечатлили даже Фенриса, писать музыку на них было одно удовольствие… Но, если ты будешь продолжать в том же духе, Андерсу потом будет очень больно. Когда он перестанет тебя вдохновлять... ты о нем просто забудешь. Как и о других. - Белла… Белла, - Хоук через силу улыбнулся, взяв подругу за руку, - успокойся. К тому времени мы с Андерсом, скорее всего, уже станем друзьями. - Врешь, - неожиданно тихо и спокойно произнесла Изабелла. – И мне врешь, и себе врешь. Никакой дружбой между вами и не пахнет. Ты им увлечен. И он тобой тоже. - Это просто творческое… - У тебя – возможно. У него – нет. Что бы там Карвер не говорил, Андерс нормальный человек. Ему хочется нормальной жизни, человеческого тепла, чтоб его любили, чтоб о нем заботились... А тут ты. У него ведь никого нет, кроме кота, он почти все свое время уделяет работе. Знаешь, Хоук, - женщина улыбнулась, как-то непривычно мягко и грустно, - если бы у Андерса была жена, любовница или – еще лучше - дети, я бы и слова не сказала. Но… - А ты? – Хоук решил проверить внезапно пришедшую в голову мысль. – Ты давно знаешь Андерса? - Я читала твои стихи, выслушивала то, что ты говоришь о нем, и составила собственное мнение при встрече, - отмахнулась Изабелла. – Этого достаточно. И… все-таки… подумай над моими словами, Хоук. Я знаю, ты не дурак и не такой уж эгоист, просто до самозабвения влюблен. К сожалению, не в человека. Ну а теперь, - женщина снова улыбнулась, на этот раз привычно, лукаво и чуть насмешливо, - кончай маяться дурью! Если ты думаешь, что Андерс обратит внимание на то, что ты на себя напялишь… надевай белый свитер, который мы с Мерриль совместными усилиями вручили тебе на твой прошлый день рождения. В нем ты хотя бы отдаленно напоминаешь приличного человека. Хоук, пожав плечами, попытался вспомнить, куда он засунул этот самый белый свитер. К счастью, засунут он был недалеко (ибо все-таки подарок) – всего лишь на верхнюю полку шкафа. И там его даже не пришлось искать, откапывая среди множества других вещей. Откровенно говоря, на верхней полке не было больше ничего. Нет, белый свитер вовсе не выглядел так уж ужасно – несмотря на то, что Изабелла была модным стилистом (и именно поэтому совершенно ничем не рисковала, играя в группе Хоука – никто из её клиентов не сунулся бы туда, где они обычно проводили свои концерты ), чувство меры у неё еще не успело полностью атрофироваться. Он был просто непрактичным (с точки зрения Хоука). - Ты пушистый, - констатировала Изабелла, разглядывая облаченного в белый свитер друга. – Если ты сделаешь лицо, как во время исполнения какой-нибудь песни про вампиров или оборотней, будет резкий контраст. Если не сделаешь – к тебе начнут приставать на улице. Сам выбирай, что лучше. Хоук выбрал. На улице от него шарахались. Вопреки подозрениям Изабеллы, Андерс свитер все-таки оценил. Во всяком случае, то обстоятельство, что, встречая гостя, хозяин квартиры бросился его обнимать, а потом на мгновение потерся щекой об ткань в районе чужого плеча, Хоук списал на безмолвное одобрение его внешнего вида. Или, может, Андерс хотел убедиться, не превратился ли он в сиамского кота огромных размеров (по расцветке было похоже). Эта версия тоже имела право на существование. Кстати, Нату свитер тоже понравился. Особенно понравилось на нем спать, когда Хоук решил, что в квартире у Андерса все-таки слишком жарко. Кофе было много. Персиков тоже (Хоук решил не мелочиться и купил сразу ящик). - Придется тебе помогать мне их спасать, - улыбнулся Андерс, только посмотрев на это изобилие. - Ну, тебе же не обязательно есть их все сегодня… - Хоук, они очень спелые, - с той же теплой улыбкой объяснил Андерс. – Их нужно съесть дня за два, иначе они испортятся. Хоук посмотрел на персики. Потом на Андерса. Потом снова на персики. Потом снова на Андерса. И решил не говорить, что он всем фруктам предпочитает яблоки. Большие. Такие, «чтоб убить можно было» (определение Изабеллы). Такие, «чтоб можно было как следует дать кому-нибудь по башке» (определение Фенриса, подкрепленное личным опытом). Но Хоуку нравились такие яблоки не за их убойную силу. И даже не за вкус. Они ему просто нравились. А вот к персикам он относился прохладно. Чтобы сменить тему, Хоук вытащил из пакета статуэтку кота. И поставил на стол, сказав всего два слова: «Это тебе» и одновременно подумав, что он совсем не умеет делать подарки. Вернее, не так. Песни и стихи Хоук хорошо умел дарить. На дни рождения и прочие праздники подарок можно было вручить без слов – просто надеть Изабелле на шею ожерелье, браслет на руку Мерриль, шутливо набросить на голову Карверу новый плащ и т. д. Но Андерс – не член его банды. Рядом с ним Хоук даже перестал быть уверенным в том, что подарок ему понравится. Хотя Андерс и не давал никаких поводов сомневаться в своей доброжелательности. - Она похожа на Ната, - задумчиво произнес Андерс, взяв статуэтку в руки и внимательно рассматривая её. – Хотя это точно не сиамский кот… Спасибо. Она очень красивая. Хоук пожал плечами, не зная, что сказать. Ему самому статуэтка тоже нравилась, хотя себе бы он такую вряд ли бы купил. - Хотелось сделать тебе приятное, - не подумав, брякнул он через несколько секунд. «Лучше бы вообще ничего не говорил…». Андерс неожиданно рассмеялся и поставил статуэтку обратно на стол. - И сделал! Не сомневайся. Затем они мыли персики – в четыре руки, так что руки друг другу вымыли лучше, чем персики, – пили кофе и закусывали фруктами. Хоук, ломавший голову, что бы такое сделать с персиками, чтобы они стали повкуснее, решил поэкспериментировать и попросил у хозяина дома разрешения сделать бутерброды. Причем ему показалось, что Андерс согласился только потому, что был очень удивлен. - Это вкусно? – недоверчиво поинтересовался он через несколько минут, видя, с каким энтузиазмом Хоук шлепает на черный хлеб половинки персиков и ест, пытаясь не забрызгать майку соком. Правда, последнее у него получалось плохо. - Это интересно! – отозвался Хоук, радуясь тому, что свитер он все-таки снял. Все-таки кошачья шерсть удалялась с ткани намного проще, чем пятна от персикового сока. Андерс из любопытства тоже решил попробовать. В итоге они съели весь черный хлеб и… ну, персиков оставалось еще много. - Интересно, а что ты делаешь с другими фруктами? – улыбнулся Андерс. - С яблоками – ничего такого, - честно признался Хоук. – Я их просто ем. Зато Фенрис порой использует их как оружие. - А бананы? - По бананам у нас Белла. Мы с Карвером периодически развлекаемся тем, что угадываем её настроение по способу, которым она ест банан. - А что, есть разные способы? – заинтересовался Андерс. Хоук невольно улыбнулся, вспоминая. - Белла как-то приводила неприличное сравнение… - Я понял, - быстро кивнул Андерс. – А другие фрукты? - Да все, пожалуй… Мерриль у нас, правда, девочка избалованная, иногда притаскивает какую-нибудь экзотику, которую ей скучно есть одной, но я даже не всегда знаю названия того, что она приносит. А, еще Мерриль любит клубнику. С йогуртом. Так мы узнаем, что она в очередной раз пытается похудеть. - Она и так стройная… Хоук кивнул. - И не говори. Хорошо, что у неё эти мысли быстро проходят. Карвер ест фрукты, только когда их ест Мерриль. - Она ему нравится, - улыбнулся Андерс. Хоук пожал плечами. - Ну да. У них не такая большая разница в возрасте, как кажется. Хотя для меня Мерриль – скорее младшая сестренка. Белла к ней относится примерно так же. - Хоук… - Андерс осторожно коснулся его руки, - я уже давно хочу спросить… Что у тебя с Изабеллой? Она очень красивая женщина. - Да, - кивнул Хоук. – Она очень красивая. Но... Это сложно объяснить, Андерс. Наверное, мы просто с самого начала сошлись на почве общего дела. Я пишу стихи, она пишет музыку. Как-то даже мыслей не было... Но, даже если бы и были, как подруга Белла мне дороже, чем как любовница. С любовницами у меня вечно все как-то не так… - Почему? – тихо спросил Андерс. Хоук почти инстинктивно сжал его руку в своей, прежде чем ответить: - Я не могу любить их так, как им хотелось бы. Мое сердце отдано рок-музыке. И даже здесь, с тобой, я чувствую себя жутким эгоистом. - А больше ты ничего не чувствуешь? Хоук наклонился вперед, так близко, что почти коснулся лбом лба Андерса. - Я чувствую, что ты мне нужен, - прошептал он. Андерс протянул свободную руку, чтобы отвести в сторону длинную черную прядь, свесившуюся на лицо Хоука. - Не дразни… - Я говорю правду. - Знаю, - Андерс отстранился, но совсем ненамного. – И это опасно. На это Хоук ничего не ответил. Андерс тоже говорил правду… хотя, возможно, имел в виду что-то другое. И Хоук опять почувствовал себя эгоистом. За желание забрать Андерса себе. И это тепло, на мгновение обернувшееся обжигающим летним жаром в золотистых глазах… Этот жар не согревал, но будоражил. Будоражил даже больше, чем привлекало тепло. «И все-таки непонятно, красивый он или нет». Хоук уцепился за эту мысль. Хотя уже понимал, что ему все равно.
Глава шестая.
читать дальшеУ двери палаты Фенриса сидела Мерриль. Хоука это не удивило – несмотря на то, что обычно бас-гитарист неприязненно относился к девушке, они все же оставались членами одной группы. - Тебя еще не пускают? – поинтересовался Хоук, присаживаясь на скамейку рядом с Мерриль. - Там Варанья, - покачала головой самая юная из «ястребов». - Они же вроде в ссоре? - Надеюсь, что скоро помирятся, - улыбнулась Мерриль. – Это Варанья нашла тогда Фенриса и вызвала «Скорую». И она его сестра. Не знаю, из-за чего они поругались, но… - Ему лучше! – Хоуку показалось, что он сначала услышал радостный вскрик Вараньи, чем увидел её саму. Мерриль кинулась к почти выбежавшей из палаты подруге. Хоук невольно задумался. При первой встрече ему не показалось, что Варанья так уж любит своего брата… но, наверное, то впечатление было обманчивым. Сейчас девушка искренне переживала за Фенриса. «Интересно, что скажет он сам?» Хоук осторожно заглянул в палату. Фенрис полусидел на постели и, действительно, выглядел неплохо. Прикроватный столик был завален едой. Фисташки, которые явно притащила Изабелла, солидного размера яблоки от Карвера (одно из них Фенрис задумчиво взвешивал в руке), упаковка какого-то даже по виду дорогого сыра, похоже, принесенная Мерриль, коробка конфет от… Вараньи, наверное… - Здравствуй, Хоук, - Фенрис улыбнулся, почти незаметно, но искренне. – Если скажешь, что ты принес что-то еще, я запущу в тебя яблоком. Мне и этого, - взмах рукой в сторону тумбочки, - до выписки не съесть. - Вообще-то я хотел принести твою бас-гитару, - признался Хоук. – Но Андерс сказал, что с ней меня даже не пустят в больницу. - Я слышал про Андерса, - кивнул Фенрис. – Мне все равно, кем ты вдохновляешься при написании песен, Хоук… пока ты их пишешь. Но, судя по тому, что рассказывает Изабелла, это уже перерастает в нечто большее. - Белла перегибает палку, - Хоук пожал плечами так естественно, как только смог. – Андерс не настолько сильно мной увлечен. - Вообще-то, - Фенрис подкинул яблоко вверх и поймал его другой рукой, - она говорила про ТВОИ чувства. Чувства Андерса меня не волнуют. Что происходит, Хоук? - Увидев, как из твоей палаты выходит Варанья, я хотел задать тот же вопрос тебе, - отозвался Хоук. Фенрис слегка поморщился. - Что ж, справедливо… Откровенность за откровенность, Хоук. Моя сестра еще до нашего с тобой знакомства связалась с наркодилерами. Более того – она начала спать с одним из них. Старый козел по имени Данариус. Я мало о нем знаю, но, не будь он богат и влиятелен, Варанья бы на него и не посмотрела. - Погоди... сколько же ей тогда было лет? – удивился Хоук. - Варанья не настолько младше меня, Хоук. Просто она всегда была маленькой и хрупкой, вот и выглядит ровесницей Мерриль, - пояснил Фенрис. – Ладно. Не то, чтобы мне было все равно, с кем спит моя сестра… но она сама решила стать содержанкой Данариуса. Но, когда до меня дошло, что Варанья работает еще и его дилером… - Ты не выдержал. - Да, - Фенрис снова поморщился. – Варанья не превратилась в наркоманку, она всегда была практична... слишком практична. Но мне стало невыносимо с ней общаться. Мерриль… раньше я думал, что она тоже из этих… Жаль, что до меня только сейчас дошло, что это не так. - Хорошо, что вообще дошло, - улыбнулся Хоук. – А как сейчас? - Сейчас Варанья клянется, что завязала с Данариусом и наркобизнесом, - эти слова прозвучали так, словно Фенрис пытался убедить сам себя в правдивости сестры. – Мне сложно теперь верить ей, но она моя сестра. И она спасла мне жизнь. Ты не знаешь, но тогда я нарвался на людей Данариуса… или какой-то другой шишки. Впрочем, это неважно. Они пытались всучить наркоту какой-то школьнице, почти ребенку… Мрази, - последнее слово Фенрис произнес с нескрываемой ненавистью. - Им это не удалось? – поинтересовался Хоук. - Нет. Но и я в итоге оказался сам видишь, где... Варанья хочет, чтобы мы вновь начали общаться, Хоук. Я… я был бы рад возможности снова ей доверять. И стоит извиниться перед Мерриль за мое ужасное поведение, - Фенрис улыбнулся, но как-то натянуто. - Уверен, она тебя простит, - ободряюще отозвался Хоук. - Хотелось бы мне в это верить… А теперь ты, Хоук. Откровенность за откровенность. - Боюсь, мне сложно будет опровергнуть диагноз Беллы, - теперь и на лице Хоука появилась такая же натянутая улыбка. – Честно говоря, мы с Андерсом познакомились не так давно, но... Скажем так, будь он женщиной, то я уже сейчас был бы женат. - Значит, Изабелла была права, - задумчиво протянул Фенрис. – Ты действительно сильно увлечен. - Дело не в этом… Андерс он… такой… Уютный, что ли... Рядом с ним я чувствую себя дома. И ужасным эгоистом при этом, - подумав, признался Хоук. - А эгоистом-то почему? – Фенрис невольно улыбнулся. - Ну, наверное, потому, что он ждет от меня чего-то, стабильности какой-то, однозначности… А мне просто хорошо рядом с ним. Он меня вдохновляет. Чего еще надо? - А тебе никогда больше не надо, насколько я тебя знаю, - неожиданно Фенрис рассмеялся, хрипловато, но явно от искреннего веселья. – Но у тебя всегда как-то так получается, что ты забираешь человека целиком, а потом не понимаешь, почему он хочет взамен всего тебя… - Все прекрасно знают, что у меня на первом месте музыка, Фенрис, - Хоук пожал плечами. – Я никого не обманываю. - Верно. Только, насколько я знаю, этот твой Андерс из другого мира. Он не понимает, какой ты на самом деле псих. - Наверное, не понимает, - подумав, согласился Хоук. - И что ты собираешься с этим делать? – с каким-то жадным любопытством поинтересовался Фенрис. - Ждать твоей выписки. Репетировать, - честно ответил Хоук. - «Осеннюю серенаду»? - «Осеннюю серенаду». - Не знаю, что из себя на самом деле представляет твой Андерс, - после недолгой паузы произнес Фенрис, - но песня мне нравится. Хоть и она очень отличается от того, что вы с Изабеллой пишете обычно. Ты уверен, что сможешь это спеть… так, как нужно? Хоук рассмеялся. - Белла меня об этом тоже спрашивала. Я отвечу тебе то же, что и ей – я спою. Так, как нужно. Просто не смогу не спеть. - Хорошо, - улыбнулся Фенрис. – Через пару дней я буду репетировать с вами. А, если врачи попробуют потянуть время, я точно кого-нибудь убью. Это было сказано тихо, но с чувством. Выходя из палаты, Хоук думал об Андерсе. Он в последнее время вообще очень много думал об Андерсе, отчасти благодаря стараниям Изабеллы. А теперь еще и Фенрис… Даже Мерриль пару раз пыталась заговорить с ним на эту тему. Отмалчивался один Карвер – да и то потому, что хорошо помнил о первой более-менее серьезной любви старшего брата. Первую любовь Хоука звали Мередит. И, если сравнить с Андерсом, она была законченной стервой. Вообще-то, она была законченной стервой даже без всяких сравнений. Хоук не любил об этом вспоминать. Карвер же… Карвер не мог о ней не вспоминать – Мередит была преподавателем в его университете, и ему приходилось сдавать ей каждые полгода. Не говоря уже о лекциях… где, впрочем, вполне можно было отсидеться в сторонке. Что Карвер чаще всего и делал. Хоук решил найти Андерса. Он говорил, что проведет почти весь день в больнице. Хоук понимал любовь Андерса к работе как нечто похожее на его собственную страсть к рок-музыке, и поэтому уже не особенно удивлялся таким решениям своего… Друга? Увлечения? Музы? Андерс не вписывался ни в одно из этих понятий. Он был… больше их, что ли. «Пожалуй, я сказал Фенрису правду, - невольно задумался Хоук. – Будь Андерс женщиной, я бы сделал ему предложение на второй день знакомства». Правда, совершенно неизвестно, как бы сложилась у них семейная жизнь... Что-то подсказывало Хоуку, что сложилась бы плохо. Но это не отменяло его желания иметь Андерса в личном пользовании и никому не… Хоук даже не успел додумать мысль до конца, как вдруг увидел в другом конце коридора Андерса. Разговаривающего Андерса. Разговаривающего с каким-то невысоким, одетым как обычный клиент Изабеллы (в их банде так принято было обозначать яркость и блеск на грани безвкусицы) мужчиной Андерса. И то, что мужчина показался Хоуку подозрительно знакомым, не умалило его невольного раздражения. - Андерс? - Хоук! – Андерс обернулся и улыбнулся. Эта улыбка заставила бы Хоука простить Андерса даже в том случае, если бы он сейчас признался в вечной и непоколебимой ненависти к музыке вообще и к року в частности. Так что на «клиента Изабеллы» Хоук взглянул уже гораздо благосклонней. На мгновение перед тем, как этот «клиент» открыл рот. - Птичка! - Варрик!
Глава седьмая.
читать дальше- Что ты здесь делаешь? – было произнесено хором. Не «пел» в этом хоре только Андерс, который с недоумением переводил взгляд с Варрика на Хоука и обратно. - Так вы знакомы? – наконец, вырвалось у него. Варрик хлопнул его по плечу. - Рыжик, у нас с Птичкой шансов не познакомиться не было в принципе. Я работаю в журнале, пишущем о рок-музыке, Птичка с его бандой – сам знаешь, кто… Кстати, как там Цыганочка? Замуж не собирается? - Даже за тебя, Варрик, - засмеявшись, покачал головой Хоук. - Я занят, - с самым серьезным видом произнес Варрик. – У меня Бьянка. И все же, что ты тут делаешь? - Пришел навестить друга, - пояснил Хоук. - Что, Волчонок опять набедокурил? Или твой младший на неприятности нарвался? За ними водится… - Минуточку… Волчонок – это Фенрис? – переспросил Андерс. Варрик улыбнулся. - Ну да, в честь Фенрира. Кроме того, ему подходит. Цыганочка – это Изабелла. Ну, такая смуглая красотка, которая даже на концертах одевается менее вызывающе, чем в повседневной жизни. - Я знаю Изабеллу, - кивнул Андерс. - Хорошо? – тут же заинтересовался Варрик. - Все в поисках «горячих» новостей, Варрик? – немного натянуто улыбнулся Хоук. Варрик даже не смутился. - Что поделаешь, Птичка, журналиста, как волка, ноги кормят. Не побегаешь – не разнюхаешь. - А что ты разнюхиваешь здесь? – поинтересовался Хоук. - Это секрет! – «жутким» шепотом сообщил Варрик. – Страшный! Хоук невольно улыбнулся. Насколько он знал, у Варрика всегда были какие-то секреты, и обязательно страшные. Так или иначе, воспоминание об этом секрете заставило Варрика вспомнить и о том, что он здесь, вообще-то, на работе. И, возможно, и хотел бы еще немного поболтать со старыми знакомыми, да не может. Дела! - Откуда ты его знаешь? – поинтересовался Хоук, провожая Варрика взглядом. Андерс пожал плечами: - Он приходил как-то брать интервью у одного из моих пациентов. Причем умудрился сделать так, что тот его не послал. Учитывая, что у пациента характер был даже хуже, чем у твоего Фенриса… в общем, мне стало интересно. Хоук невольно представил, каким должен быть характер хуже, чем у Фенриса… и поморщился. - И много у тебя таких… вздорных пациентов? – с сочувствием спросил он. Андерс улыбнулся. - Понимаешь, мне-то самому они не особенно мешают, потому как чаще всего я их вижу в состоянии… скажем так, не способствующем болтовне. Жалуются в основном медсестры. Ну, или как в случаях с твоим Фенрисом…. - Он говорил, что очень плохо тебя знает, - припомнил Хоук. Несколько секунд Андерс молчал. Затем тряхнул головой, словно бы отгоняя какую-то навязчивую мысль, и спросил: - У вас с ним точно ничего нет? - Ну… мы друзья, - Хоук понимал, что Андерс наверняка имеет в виду нечто другое, но и ответить по-другому, не покривив душой, он не мог. - Он очень сильно к тебе привязан, - тихо сказал Андерс. – И очень сильно ревнует ко мне. - Ты вообще на большинство моих «бандитов» подействовал, как красная тряпка на быка, - невольно улыбнулся Хоук. – Белла мне полчаса мозги выносила на тему, какой ты хороший и какая я сволочь эгоистичная. Даже Мерриль что-то вякать пыталась... А насчет Фенриса… Он максималист, просто характер такой. Я в свое время как-то даже не удивился, когда он пришел ко мне в группу, имея в активе бас-гитару и несколько часов попыток сыграть на ней что-нибудь путное. Научили, конечно… Просто знаешь… характер Фенриса – это как сама рок-музыка. Бессовестно много энергии, острые углы, бунтарский настрой и тексты на сатанинскую тематику… Андерс невольно засмеялся. - Постой, у вас что, тоже такие тексты? – отсмеявшись, спросил он. Хоук кивнул. - Как и у почти всех рок-групп. Знаешь, есть даже такая поговорка – рок-группа, среди песен которой нет ни одной про вампиров, оборотней, демонов или просто про какую-нибудь мистическую чушь – это не рок-группа. Впрочем, как раз у нас таких песен не очень много. - И то хорошо, - тепло улыбнулся Андерс. Хоук рассмеялся. - Не обольщайся раньше времени! Ты просто еще не знаешь, что такое живая рок-музыка в больших количествах. На десятой песне тебе будет уже абсолютно все равно, что там вообще поют. Ты либо оглохнешь, либо влюбишься. - Оптимистичный прогноз… - Скорее, правдивый, - улыбнулся Хоук. – Кстати, у тебя… как сейчас с делами? - Я все еще в отпуске, - отозвался Андерс с ответной улыбкой. – А что? - Просто погода хорошая, а ты… извини, но ты бледный, как вампир. Даже летом совсем не загорел. - Я редко бываю на улице днем, - откликнулся Андерс. Странно как-то откликнулся, словно извиняясь. Хоуку это не понравилось. - Не волнуйся, я не из тех, кого можно отпугнуть вампирской бледностью, - это тоже получилось не слишком-то удачно, но хотя бы пропала напряженность, которую Хоук почувствовал в Андерсе после своего идиотского замечания. Уже хорошо. Погода действительно была хорошая. Ни тебе дождя, ни сильного ветра… хотя все листья на деревьях уже сменили зеленый цвет на желтый и – реже – красный. Один из таких листьев упал, когда Хоук и Андерс проходили рядом с деревом, и запутался в волосах Андерса. - К счастью, - улыбнулся Хоук, посмотрев на него. - Что? – не понял Андерс. - У тебя в волосах запутался желтый лист, - пояснил Хоук. - Наверное, выгляжу по-дурацки, - как-то нервно улыбнулся Андерс. - Ты очень хорошо выглядишь, - покачал головой Хоук. – Но лист все-таки стоит убрать. Позволишь мне? Андерс молча кивнул. Хоук осторожно достал лист из волос. Желтый лист – из кажущихся сейчас, на солнце, почти золотыми волос. Пальцы зудели от желания прикоснуться к коже Андерса, а не только к волосам, но Хоук не дал воли этому желанию. - Что с ним теперь делать? – почему-то тихо спросил Хоук, показывая лист Андерсу. - Не знаю… - Ну, он же в твоих волосах запутался. Не просто так, наверное. - Ну, тогда… - Андерс задумался. – Жалко его просто так выкидывать… Ладно, отдай мне. Андерс вынул лист из пальцев Хоука, заставив последнего на секунду порадоваться тому, что они оба в перчатках. Именно благодаря перчаткам в этом жесте не было ничего интимного. Абсолютно. Ничего. Интимного. Какое-то время они просто шли и молчали. - Спасибо, - вдруг сказал Андерс. – За то, что вытащил меня сегодня погулять, тем более, в парк. Я здесь уже сто лет не был. - Я тоже, - Хоук пожал плечами. – Предпочитаю городские улицы. Вечером или ночью. А парк, да еще днем… Последний раз я здесь был с Фенрисом, еще когда он не играл в «Ястребе». На лыжах катались. - Ты хорошо катаешься на лыжах? – заинтересовался Андерс. - Не-а, - засмеялся Хоук. – И он тоже не очень. Мы постоянно падали и смеялись. Я тогда вообще в первый раз видел, чтобы он смеялся. - А я здесь был с Карлом, - тихо сказал Андерс после небольшой паузы. – Мой школьный друг. Тогда мы встретились через несколько дней после выпускного… в последний раз, как оказалось. - Что с ним случилось? – с сочувствием спросил Хоук. - Ничего особенного, - Андерс пожал плечами. – Он уехал в другой город. - Тогда вы, может, еще встретитесь, - предположил Хоук. - Может, - с замедлением кивнул Андерс. – Но это уже будет не то. Еще несколько минут молчания. Хоуку почему-то было хорошо молчать с Андерсом, хотя обычно он не любил тишину. В молчании рядом с Андерсом не было привкуса одиночества, как в молчании рядом с другими людьми. Да и когда ему в последний раз удавалось просто помолчать и никого не слушать? В чьем-то обществе – наверное, никогда. Хоук ни о чем не думал. Даже об Андерсе. Даже о том, о чем сейчас, может быть, думает Андерс. Просто шел и молчал. И смотрел на желтые листья. - Меня сейчас даже музыка отпустила, - наконец, произнес Хоук. Не для Андерса и даже не для себя. Просто ему хотелось, чтобы это прозвучало. Андерс кивнул: - Понимаю. - А ты остался, - добавил Хоук. Просто затем, чтобы это прозвучало вслух. Чтобы Андерс ДЕЙСТВИТЕЛЬНО все понял. Андерс понял. Он повернулся к Хоуку, и, наклонившись, быстро коснулся губами его лица. Хоуку показалось, что Андерс даже не думал, куда целует – и поэтому поцелуй пришелся на скулу, немного зацепив волосы. Это был самый неловкий поцелуй в жизни Хоука. И самый пронзительно-желанный. Хотя он даже не успел ответить тем же – Андерс отвернулся и быстро пошел к выходу из парка. Хоук не стал его преследовать. Даже взглядом. Он тоже все понял. Он не будет эгоистом, если предложит Андерсу быть с ним.
Воздух отравлен сигаретным дымом, в ушах стучат кровь и безумные ритмы безумной музыки. Андерс задыхается, как от непрерывных поцелуев, от этого дыма, от шума, от горячего дыхания Хоука у самого уха – тот говорит, почти прикасаясь, в иной ситуации Андерс счел бы это откровенным флиртом, но не здесь. Не с ним.
- Тебе нравится? Андерс не может думать об этом. Нравится ему или нет?
Ощущения бьют по нервам. Их слишком много, этих ощущений, больше, чем он привык. Хоук в ожидании ответа почти наваливается на плечо, от него пышет жаром, хотя и черная майка ощутимо влажная. Длинные волосы растрепались, и Андерсу хочется их расчесать. Или – запустить пальцы в эту черную гриву, потянуть, прижать Хоука к себе.
В баре много народу, но Андерс не знает никого из них. Это не его территория. Хоук – единственное, что более-менее знакомо. Хоук, любимый безумец, насквозь творческий, насквозь пропитанный этой музыкой, этими ритмами, от которых кровь в венах становится обжигающей, а сердце стучит так, как будто ты куда-то бежишь, страстно желая добраться до места как можно скорее – хотя на самом деле ты просто сидишь за барной стойкой.
Нравится ему или нет?
«Секс, наркотики и рок-н-ролл» - невольно вспоминается старый, затертый до дыр девиз. Зря вспоминается, хотя, впрочем, невольное смущение не очень-то и заметно – Андерс и так пылает лихорадочным румянцем от жары и выпивки. Хоук, похоже, уже и не ждет ответа на свой вопрос – немного отстраняется, берет бутылку, пьет пиво прямо из горла. Никаких наркотиков. Никакого секса.
Музыка меняется – теперь она не такая бешеная, не такая громкая, но более проникновенная, звуки бас-гитары – впрочем, Андерс не уверен, что этот инструмент называется именно так – отдаются где-то в животе. Еще одно ощущение.
Теперь можно говорить, не наклоняясь к самому уху собеседника, и Хоук говорит, вернее, спрашивает: - Хочешь потанцевать?
- Я не уверен, что смогу танцевать под эту… музыку, - Андерс улыбается, чтобы его слова не прозвучали, как отказ, но танцевать он и в самом деле не умеет. В голову приходит глупая мысль, что Хоук может написать свою следующую песню именно про этот вечер… на мгновение Андерсу даже становится холодно. Но, конечно же, это совершеннейшая глупость…
- Это легко, - Хоук улыбается тоже, совершенно обезоруживающе. – Слушай свое тело. Иногда оно гораздо умнее тебя.
Прежде, чем Андерс успевает что-то сказать, его вытаскивают из-за стола. «Вот и «слушай свое тело»», - ругает не то Хоука, не то себя Андерс, потому что его тело хочет одного – прижаться покрепче к чужой горячей коже, устроиться поудобнее в чужих крепких руках, расслабиться, закрыть глаза… Какие уж тут танцы…
- У тебя кружится голова? – с тревогой интересуется Хоук, очевидно, заметив что-то неладное. – Я и не подумал, что ты… что тебе… Давай, выйдем на улицу, хоть воздухом свежим подышишь.
Хоук вытаскивает Андерса из бара буквально на себе. Холодный ветер бьет в лицо, отрезвляя, приводя в сознание. На губы падают снежинки, и Андерс машинально слизывает их – и замирает, случайно встретившись взглядом с Хоуком.
Сначала взглядом. Потом губами.
- Сумасшедший, простудишься… - бормочет Андерс после поцелуя, исследуя ладонями плечи Хоука – крепкие плечи, обтянутые только черной тканью майки. На самого Андерса Хоук хотя бы предусмотрительно накинул куртку. О себе… как всегда, забыл.
- Я выносливый, не простужусь, - смеется Хоук, забирается было пальцами Андерсу под рубашку… и вдруг останавливается и смотрит совершенно дикими и удивленными глазами. – Андерс… мне кажется, или это действительно был наш первый поцелуй?
- Тебе не кажется, - кивает Андерс. Хоук с обреченным вздохом убирает руки. Андерс перехватывает их на полпути.
- Слушай свое тело: оно гораздо умнее тебя, - с мягкой, чуть насмешливой улыбкой перефразирует он и целует Хоука. В конце концов, ЭТОТ танец можно танцевать под любую музыку. И даже вовсе без оной.
- Добро пожаловать в мою берлогу, - немного церемонно объявляет Хоук. Андерс чувствует себя неловко – все-таки стоило предупредить о своем приходе, а не заваливаться вот так, с бухты-барахты, просто потому, что оказался поблизости, - но одновременно его мучает любопытство.
Он никогда раньше не заходил в квартиру Хоука. Просто не получалось. Хотя Хоук приглашал, и не один раз… но…
Просто не получалось. И Андерс гонит от себя мысли о том, что он просто боялся квартиры этого ненормального.
Как побаивался и самого Хоука – в первые дни их знакомства.
«Берлога» - одновременно обжитая и пустая. Мало мебели – только самое необходимое. Заходя на кухню, Андерс цепляет взглядом стол – на нем стоит несколько кружек, в одной из которых еще плещется недопитый кофе.
- У тебя недавно были гости?..
Хоук отмахивается.
- Моя банда заходила. Новую песню обсуждали.
- Понятно, - протягивает Андерс. И чувствует легкую зависть.
Кофе Хоук нальет и ему. Поговорить о музыке они тоже могут. Но… но это – не то.
Они вместе уже несколько месяцев. Никаких внешних признаков этого как не было, так и нет, и, наверное, не будет. Никто не понимает, что их вообще связывает. Андерс иногда тоже не понимает – разумеется, не в те мгновения, когда он задыхается в крепких руках Хоука, путаясь пальцами в его волосах, с закрытыми глазами ища его губы.
Тогда кажется, что связывает их страсть. Но разве только она?
- Извини, выйду покурить, - Хоук, не глядя, вытаскивает сигарету из пачки. И Андерсу даже не хочется говорить, что курить – это вредно. Впрочем, Хоук и так курит мало. За компанию. Или когда нервничает.
В одиночестве Андерс выдерживает совсем недолго. Потом встает и выходит на балкон.
Хоук даже не зажег сигарету. Андерс вынимает её у него изо рта, слегка коснувшись губ кончиками пальцев. - Тебе неуютно здесь, - говорит Хоук, как-то незаметно придвигаясь ближе, почти касаясь щекой щеки Андерса. – Понимаю. Мой настоящий дом – это я сам, мои друзья и моя музыка. Квартира же… она просто место, где я живу. Мне даже у тебя уютнее, если честно.
- Тогда переезжай, - предлагает Андерс. Раньше, чем успевает понять, что именно он произносит.
Хоук мотает головой.
- Не могу. Ты же знаешь, как я живу, Андерс. Постоянные репетиции. Ты пытаешься полюбить рок-н-ролл из-за меня, но вряд ли бы у тебя хватило терпения слушать его каждый день по несколько часов.
- Ты когда-нибудь остановишься? – этот вопрос сам срывается с губ Андерса. Должно быть, потому, что мысленно он уже был задан много раз.
Хоук смеется.
- И это говорит человек, который не дает мне останавливаться! Знаешь, Андерс, - немного успокоившись, продолжает он, - я никогда не буду счастлив с тобой. В привычном смысле счастлив. Ты меня вдохновляешь. Ты моя лихорадка. Я… я просто не могу остановиться.
- Пока я с тобой, - договаривает за него Андерс. И, наконец, прижимается щекой к щеке. И чувствует, как двигаются губы Хоука.
- Пока ты рядом, - поправляет Хоук. И кладет руку Андерса на свою грудь. Туда, где под тканью майки и под кожей быстро и почти больно бьется сердце.
Странный, но безумно интимный жест.
- Я тебя люблю.
- А я тобой одержим.
И никаких поцелуев. И никаких объятий.
Просто двое на балконе. Просто несколько слов, которые можно услышать, несмотря на то, что они уже отзвучали.
Ведьма Моргана давно заглядывается на королеву Гвиневру. Увидев её на охоте, Моргана подстраивает несчастный случай, чтобы получить возможность зачаровать Гвен и заставить её забыть о короле Артуре. Увидев ведьму, зачарованная королева понимает, что влюбилась, как никогда в жизни (не зная о том, что эта любовь наведена магией), и соглашается на предложение встречаться. Но Моргане этого мало, она пытается уговорить Гвен убежать из Камелота и быть с ней. Королевский патруль, чуть было не застукавший любовниц, окончательно убеждает Гвен в опасности прибывания в Камелоте. Она пишет Моргане, что согласна уйти с ней. Зачарованная королева не замечает странного вида жилища ведьмы, но что-то её все же тяготит. Моргана же убеждает, что все в порядке. Какое-то время Гвен верит любовнице, но потом она начинает вспоминать Артура и свои чувства к нему. Когда королеве снится, что Моргана пытается убить Артура, она с ужасом понимает, что это было на самом деле. Теперь Гвен боится ведьмы. Моргана, обозленная тем, что её колдовство утратило силу, уводит королеву в зачарованную башню, где Артур её никогда не найдет.
Хорошо все-таки быть фанфикером... Если хочется, чтобы Мерлин отхлестал Артура плеткой - напиши сцену и наплюй, что такого нет в сериале. Если хочется, чтобы закованный в цепи Артур стоял на коленях перед Морганой - напиши сцену и ходи полдня счастливая. Короче, напиши о всех своих кинках. Заколдованный Мерлин. Моргана - королева Камелота. Артур, брошенный в темницу. Вроде все плохо, но как вставляет! Причем не меня одну.
Раньше я не понимал страсти Мелькора к Сильмариллам. Они навсегда изуродовали ему руки, он не может в полной мере использовать их силу – и все равно ему претит мысль о том, чтобы расстаться с ними. Даже если это разумно – швырни хоть один Сильмарилл князьям нолдор, больше о них не придется даже вспоминать лишний раз – сами перегрызут друг другу глотки. Но то раньше. Сейчас я понимаю. Сейчас я сам влюблен в создание света. И оно в моих руках. И я не отпущу его, даже если его свет обожжет мне руки. Я даже почти жажду этой боли. Мелькор заплатил высокую цену, чтобы взять себе Сильмариллы. Я хочу заплатить ту же цену – чтобы Финрод Фелагунд остался со мной. Но остался… не пленным принцем, который ненавидит своего пленителя и отчаянно сопротивляется своим желаниям. Возлюбленным. Тем, кто отдаст мне не только желанное тело, но и часть своей сущности. И я отдам ему часть своей. Тогда свершится Искажение. И только тогда мы сможем быть вместе. Только через взаимную боль. Хотя ЕГО боль я с радостью забрал бы себе.
Но то, что мне лень сделать фику нормальную шапку - вполне привычно.
- Этот меч достоин моей лучшей воительницы, - говорит Моргана, вкладывая в руки Мордреды могущественное оружие. От меча исходит сила, и девушка-друид радостно улыбается, почувствовав эту силу. Голубые глаза сверкают детским восторгом. Моргана улыбается тоже – ей приятно видеть радость Мордреды. Неожиданно приятно. Но разве её союзница, её ученица не такая же, как она сама? Разве Мордреду не предавали так же люди, которых она считала близкими – «лучший друг» король Артур, первая любовь Мерлин, разбивший ей сердце? Предавали. И она предала их в ответ. Так же, как и Моргана. Наверное, стоило пережить боль предательства Мордреды, её искренние заблуждения… чтобы в конечном итоге заполучить прекрасную воительницу. Сейчас Мордреда действительно предана ей. И голубые глаза, сияющие, как у ребенка, получившего долгожданный подарок – лишнее тому подтверждение. Но Моргана ценит Мордреду не только за помощь в войне и даже не только за её верность – хотя она и бесценна сама по себе. Мордреда, еще совсем девочка, пробуждает в сердце, привыкшем только ненавидеть… что-то похожее на любовь. Что-то, о чем Моргана никогда не расскажет. Она хорошо умеет командовать, интриговать, подчинять… но не любить. Разучилась… и теперь ей трудно снова учиться этому. Мордреда не разучилась любить, несмотря на все предательства. Но её сердце лежит у ног Мерлина. Сердце, разбитое не только самым могущественным, но и самым добрым магом. Добрым к другим… но только не к ней. Мерлин не вложил бы ей в руки могущественный меч. Мерлин не принял бы её после предательства. Мерлин, вечно что-то подозревающий, вечно хмурящийся в её присутствии Мерлин… Эмрис. Именно это имя Мордреда неслышно, едва шевеля губами, шепчет по ночам. Ощущение его имени на губах – почти все, что у неё осталось от него. Моргана дала ей намного больше. И девушка-друид искренне улыбается ей. Сражается за неё и для неё. Думает о том, как же красива жрица. Но по ночам, засыпая в руках Морганы, положив кудрявую голову ей на плечо, Мордреда все равно вспоминает Эмриса. Это опасно, это тоже чуть-чуть предательство – и воительница гонит от себя эти воспоминания. Но они приходят снова и снова. А вот Моргане вспоминать некого. И в этом обратная сторона медали – она любит ту, кого ненавидит Мерлин.
Это когда тебе абсолютно все равно, что твое творчество по фэндому оценивают как-то очень вяло - главное, что оно нравится тебе самой. Это когда ты пишешь гендерсвитч, хотя терпеть его не можешь, и единственный до сегодняшнего дня фик, который тебе нравится с этим предупреждением, относится к фэндому "Хеллсинг", где биполярность Алукарда - канон. Это когда ты понимаешь, что нашла женщину, просто-таки рожденную для фемслэша, и парня, которого можно слэшить практически со всеми, и это будет канонично (и это при том, что его единственный поцелуй в сериале - с девушкой). Это когда... В общем, это "Мерлин". Сериал, с которым я познакомилась полмесяца назад посредством клипов на ютубе. А сейчас уже досмотрела пятый сезон. Я люблю пятый сезон (только не две последние серии) за Мордреда. Я люблю первый и второй сезон за солнышко-Мерлина. Я люблю третий и четвертый сезон за совершенно роскошную Моргану. Конечно, я еще много за что их люблю, но это самое основное. В общем, я упоролась. И мне это нравится.