Еще один фик по ОТП. Мдя... похоже, меня таки несет.

[Egoteamo]

Сама болею, и герои у меня больные... *шмыгаю носом* Короче, параллели с болезнями и лечением, слэш (и намек на гет) и ООС. И AU, конечно же.

Сильнодействующее средство

В ложке - лекарство, в чашке - яд.
Парацельс.

Райнхард ненавидит болеть и ненавидит лечиться. Болезнь мешает ему, ослабляет, словно коварный враг, нападающий исподтишка; враг, которого он не может победить в честном бою. Лечение — непрошенная помощь, которую оказывают ему будто специально для того, чтобы унизить. Он никогда не просит о помощи. Ему противна сама мысль об этом.
И есть только один человек, способный помогать Райнхарду так, чтобы он не чувствовал унижения. Этот человек — самое сильнодействующее лекарство, которое Райнхард принимал в своей жизни. Самое сильнодействующее обезболивающее.
У этого обезболивающего теплые руки, способные согреть вечно мерзнущего Райнхарда, и прохладный бесстрастный голос, способный успокоить растравленные душевные раны как самим своим звучанием, так и смыслом слов, которые он произносит. Приняв свое лекарство, Райнхард спит спокойно, его не мучают кошмары или бессонница. И человек, рядом с которым он лежит, долго всматривается в лицо своего императора то ли с сочувствием, то ли с нежностью, а, может, и вовсе бесстрастно — этого не понять, ведь электронные глаза никогда не выдают чувств своего владельца.
Постепенно у Райнхарда вырабатывается привычка — так всегда бывает с сильнодействующими лекарствами. Они помогают, но потом без них становится трудно обходиться. И Райнхарду не нравится появляющаяся зависимость, как не нравится всякое проявление слабости. Он почти инстинктивно ищет заменитель, средство с похожим эффектом, но безобиднее.
Одно время кажется, что он нашел такое лекарство; и на этот раз оно приняло обличье женщины. Его секретарь, его невеста, его жена. Но Хильда не способна дать чего-то такого, что Райнхард привык получать от Оберштайна, чего-то неуловимого, но действующего как лучшее обезболивающее. Дело ли тут в разнице в возрасте, жизненном опыте, или в том, что Хильда кажется не такой спокойной и беспристрастной — что объяснимо, ведь она все-таки женщина? Неизвестно.
Сон рядом с Хильдой приносит успокоение лишь однажды. После той ночи Райнхард и решает, наконец, взять себе императрицу. Но Хильда многого не понимает, а Райнхард не умеет выразить. Оберштайн всегда угадывал его желания без слов.
Оберштайн, который отошел в тень, раньше Райнхарда поняв, что к нему начинают привыкать. Император не должен зависеть от своего министра. К сильнодействующим средствам прибегают лишь в крайних случаях.
Райнхард считает, что именно его случай — крайний. Боль от потери Кирхайса не утихает со временем. Райнхард приучился обращать очень мало внимания на физические страдания, но душевная боль для него почти невыносима.
Хильда не может заглушить её. А Оберштайн... Оберштайн говорит, что лечение не может длиться так долго. Лекарство может стать вреднее самой болезни.
Райнхард способен это понять, но ему все равно больно. Ему холодно даже в постели с женой. Хильда спит спокойно, а он не может уснуть, даже закутавшись в тяжелое теплое одеяло.
Днем немного согревает общество Эмиля, но мальчишку не возьмешь с собой в постель, не положишь вместо грелки. Кирхайс понял бы это желание, поймет Оберштайн, а больше, пожалуй, никто.
Райнхард мерзнет, даже когда у него жар. Мерзнет изнутри. Но его голова пылает, и в бреду он видит Кирхайса. Мимолетное утешение, после которого становится еще больнее.
Иногда в такие моменты он чувствует на лбу или на плече чью-то ладонь, легкое прикосновение, от которого становится спокойнее. Но, когда Райнхард открывает глаза, рядом с ним не оказывается никого.
Император, счастливо (счастливо же?) женатый на прекрасной женщине, не может приказать своему министру остаться на ночь. Вернее, так могли поступить — и поступали — Гольденбаумы. Первый император династии Лоэнграммов не сделает этого, даже если начнет сходить с ума без своего обезболивающего.
В ложке — лекарство, в чашке — яд, как говорил кто-то из известных древнетерранских ученых. Райнхард не помнит, кто, он как-то слышал это от Оберштайна. «Какое-то время вам были нужны мои услуги такого рода. Сейчас вы уже должны учиться справляться со всем самостоятельно, вы достаточно сильны для этого», - произнес когда-то тихий невозмутимый голос, и сейчас Райнхард помнит каждое слово, про себя повторяя за Оберштайном, словно пытаясь убедить самого себя.
Он говорит Хильде: «Я всегда терпеть не мог этого человека». Детская глупость, нежелание признаться в собственной слабости. Как заявляют: «Я всегда терпеть не мог это лекарство», когда зависимость уже становится очевидной.
На самом деле Оберштайн остается с ним до конца, хотя Райнхард и понимает это слишком поздно. Единственная причина, по которой ему могут не дать принять очередную (пусть даже очень небольшую: вопреки своим словам Оберштайн не оставляет его совсем уж без поддержки, просто сводит её до необходимого минимума) дозу обезболивающего — факт отсутствия самого обезболивающего. Оно заканчивается как раз вовремя, тогда, когда боль уходит сама.
Когда человек выздоравливает, ему не нужны лекарства.
Когда Райнхард готовится воссоединиться с Кирхайсом, Оберштайн становится ему не нужен.