Как говорил Александер
Моя теньЛьдинки с привкусом мяты и рома хрустят на моих зубах. Мне нравится этот вкус, нравятся ощущения холода и даже легкой боли, когда острые края льдинок задевают десны. А вот твой взгляд - ты украдкой поглядываешь на меня, делая вид, что занята своим смартфоном - не нравится совсем.
Твой взгляд. Твои глаза. Если бы я не знала точно, какого они цвета - светло-карие, как сильно разбавленный молоком кофе, - то и не поняла бы. Слишком много туши на твоих ресницах, слишком много теней, тонального крема и румян на коже. Не лицо - нарисованная маска. Возможно, даже нарисованная довольно искусно. Не знаю. Я плохо разбираюсь в таких масках.
- Почему ты так смотришь на меня? - спрашиваешь ты, поднимая голову. У тебя низкий для девушки голос, и раньше он напоминал мне удары по барабану. Не дробь, а именно удары - медленные, редкие. Не музыка, а способ занять руки и убить время.
Я молчу. Почему я так смотрю на тебя? Пытаюсь по привычке разговаривать глазами, раз уж словами все высказать не получается?
Или борюсь с желанием оттащить тебя в туалет, сунуть твою голову в раковину - смыть эту вульгарную маску с твоего лица, черную краску с твоих волос?
Или пытаюсь преодолеть внутреннюю неловкость - ведь это мне ты подражаешь и подражала всегда, начиная с самого раннего детства? Мы ведь знаем друг друга, кажется, дольше, чем самих себя, и ты все это время играла в меня. Играла и постоянно переигрывала.
Сейчас я ношу черное просто потому, что мне так удобно - ты привлекаешь внимание вызывающе готической одеждой. У нас обеих всегда было много комплексов, но я не прячу своего лица за ярким макияжем. Только иногда, за волосами, которые как раз подходящей длины...
И что мне тебе сказать? Правду? Хотя бы часть правды?
- Скучно, вот и смотрю, - отзываюсь наконец. Ты хмыкаешь, отмечая мою прямоту. Внешнее отсутствие эмоций и предрассудков, за которым скрываются внутренние противоречия. Тоже своего рода маска.
- Как там твой ненаглядный? - привычно ехидничаю, просто затем, чтобы увидеть - правда, не без труда - на твоем лице проблеск интереса. Ты привязана к своему парню. Правда, иногда мне кажется, что привязанность эта - фальшивая и вымученная.
Мне неважно, как там твой "ненаглядный". Он мне вообще никогда не нравился. Но ты любишь говорить о нем, и я предоставляю тебе такую возможность.
Официант приносит тебе очередной виски с колой, мне - апельсиновый сок, забирает со стола бокал из-под "Мохито". Ты все еще говоришь, а я слушаю твой голос. Голос своей тени, своего отражения в треснувшем зеркале.
Как и положено тени, ты притворяешься, что темнее меня. Но почти все твои пороки - отражение моих. Они сильнее, потому что у тебя нет гордости. И благоразумия у тебя тоже нет. Когда ты пьешь, то не можешь не напиться.
То, что я чувствую к тебе сейчас - адская смесь какой-то извращенной нежности, брезливости, непонимания и ощущения ответственности, - накатывает волной, как грязная морская вода, когда купаешься в слабенький шторм. Можно знать, что потом потратишь кучу времени на отмывание тела от тины и водорослей, а в волосах обязательно запутается какая-нибудь гадость, но это не мешает лезть в эту воду, пытаться оседлать волну и чувствовать одновременно страх и восторг, когда она накрывает тебя с головой. Потому что при спокойном море таких волн не бывает.
Ты говоришь о чем-то другом, о своем колледже, о том, как собираешься провести свой день рождения, а я почти уже не слушаю тебя. Я наблюдаю за тобой. И привычно возражаю, когда ты встаешь, чтобы заказать еще выпивки.
Большая часть маленьких ритуалов, связанных с нашими отношениями, уже давно превратились в привычки.
Большая часть их уже давно не имеет никакого смысла.
Ты пошла бы за выпивкой просто мне назло. Детский комплекс. Но я каждый раз смутно надеюсь - может, сейчас ты повзрослела?
Да ни черта.
Когда ты допиваешь последнюю порцию виски с колой, ты даже не можешь самостоятельно держаться на ногах. Висишь на мне, бормочешь что-то в ухо, обжигаешь - под своей слишком теплой одеждой ты горячая, я понимаю, почему, но приятней мне от этого не становится.
Когда мы выходим из бара, прохлада ночного воздуха кажется благословлением.
Когда мы выходим из бара, ты тянешься за моими губами. Я не чувствую ничего. Только усталость.
Усталость от твоего - многократно усиленного моего - стремления к саморазрушению, твоих пьянок, твоих выходок. Моя тень слишком тяжелая, чтобы мне с ней было легко. А одно благоразумие на двоих - это слишком мало.
Я не отвечаю, но ты все равно целуешь меня. Когда ты отстраняешься, мне хочется тереть лицо салфеткой, носовым платком, хоть губкой для мытья посуды. Твоя помада запачкала мне губы, твои румяна и тональный крем - щеку.
Бесполезно спрашивать, зачем ты это сделала. Может, тебя просто бесила моя отстраненность, как меня бесит твое опьянение?
Косметику можно стереть, этот летний вечер, плавно перетекший в ночь, можно забыть, если очень постараться. Но тебя из головы не выкинешь.
Была бы ты лучше тенью кого-нибудь другого, подруга... Если тебе обязательно нужно быть чьей-то тенью.
Твой взгляд. Твои глаза. Если бы я не знала точно, какого они цвета - светло-карие, как сильно разбавленный молоком кофе, - то и не поняла бы. Слишком много туши на твоих ресницах, слишком много теней, тонального крема и румян на коже. Не лицо - нарисованная маска. Возможно, даже нарисованная довольно искусно. Не знаю. Я плохо разбираюсь в таких масках.
- Почему ты так смотришь на меня? - спрашиваешь ты, поднимая голову. У тебя низкий для девушки голос, и раньше он напоминал мне удары по барабану. Не дробь, а именно удары - медленные, редкие. Не музыка, а способ занять руки и убить время.
Я молчу. Почему я так смотрю на тебя? Пытаюсь по привычке разговаривать глазами, раз уж словами все высказать не получается?
Или борюсь с желанием оттащить тебя в туалет, сунуть твою голову в раковину - смыть эту вульгарную маску с твоего лица, черную краску с твоих волос?
Или пытаюсь преодолеть внутреннюю неловкость - ведь это мне ты подражаешь и подражала всегда, начиная с самого раннего детства? Мы ведь знаем друг друга, кажется, дольше, чем самих себя, и ты все это время играла в меня. Играла и постоянно переигрывала.
Сейчас я ношу черное просто потому, что мне так удобно - ты привлекаешь внимание вызывающе готической одеждой. У нас обеих всегда было много комплексов, но я не прячу своего лица за ярким макияжем. Только иногда, за волосами, которые как раз подходящей длины...
И что мне тебе сказать? Правду? Хотя бы часть правды?
- Скучно, вот и смотрю, - отзываюсь наконец. Ты хмыкаешь, отмечая мою прямоту. Внешнее отсутствие эмоций и предрассудков, за которым скрываются внутренние противоречия. Тоже своего рода маска.
- Как там твой ненаглядный? - привычно ехидничаю, просто затем, чтобы увидеть - правда, не без труда - на твоем лице проблеск интереса. Ты привязана к своему парню. Правда, иногда мне кажется, что привязанность эта - фальшивая и вымученная.
Мне неважно, как там твой "ненаглядный". Он мне вообще никогда не нравился. Но ты любишь говорить о нем, и я предоставляю тебе такую возможность.
Официант приносит тебе очередной виски с колой, мне - апельсиновый сок, забирает со стола бокал из-под "Мохито". Ты все еще говоришь, а я слушаю твой голос. Голос своей тени, своего отражения в треснувшем зеркале.
Как и положено тени, ты притворяешься, что темнее меня. Но почти все твои пороки - отражение моих. Они сильнее, потому что у тебя нет гордости. И благоразумия у тебя тоже нет. Когда ты пьешь, то не можешь не напиться.
То, что я чувствую к тебе сейчас - адская смесь какой-то извращенной нежности, брезливости, непонимания и ощущения ответственности, - накатывает волной, как грязная морская вода, когда купаешься в слабенький шторм. Можно знать, что потом потратишь кучу времени на отмывание тела от тины и водорослей, а в волосах обязательно запутается какая-нибудь гадость, но это не мешает лезть в эту воду, пытаться оседлать волну и чувствовать одновременно страх и восторг, когда она накрывает тебя с головой. Потому что при спокойном море таких волн не бывает.
Ты говоришь о чем-то другом, о своем колледже, о том, как собираешься провести свой день рождения, а я почти уже не слушаю тебя. Я наблюдаю за тобой. И привычно возражаю, когда ты встаешь, чтобы заказать еще выпивки.
Большая часть маленьких ритуалов, связанных с нашими отношениями, уже давно превратились в привычки.
Большая часть их уже давно не имеет никакого смысла.
Ты пошла бы за выпивкой просто мне назло. Детский комплекс. Но я каждый раз смутно надеюсь - может, сейчас ты повзрослела?
Да ни черта.
Когда ты допиваешь последнюю порцию виски с колой, ты даже не можешь самостоятельно держаться на ногах. Висишь на мне, бормочешь что-то в ухо, обжигаешь - под своей слишком теплой одеждой ты горячая, я понимаю, почему, но приятней мне от этого не становится.
Когда мы выходим из бара, прохлада ночного воздуха кажется благословлением.
Когда мы выходим из бара, ты тянешься за моими губами. Я не чувствую ничего. Только усталость.
Усталость от твоего - многократно усиленного моего - стремления к саморазрушению, твоих пьянок, твоих выходок. Моя тень слишком тяжелая, чтобы мне с ней было легко. А одно благоразумие на двоих - это слишком мало.
Я не отвечаю, но ты все равно целуешь меня. Когда ты отстраняешься, мне хочется тереть лицо салфеткой, носовым платком, хоть губкой для мытья посуды. Твоя помада запачкала мне губы, твои румяна и тональный крем - щеку.
Бесполезно спрашивать, зачем ты это сделала. Может, тебя просто бесила моя отстраненность, как меня бесит твое опьянение?
Косметику можно стереть, этот летний вечер, плавно перетекший в ночь, можно забыть, если очень постараться. Но тебя из головы не выкинешь.
Была бы ты лучше тенью кого-нибудь другого, подруга... Если тебе обязательно нужно быть чьей-то тенью.