Сильнодействующее средство
В ложке - лекарство, в чашке - яд.
Парацельс.
Райнхард ненавидит болеть и ненавидит лечиться. Болезнь мешает ему, ослабляет, словно коварный враг, нападающий исподтишка; враг, которого он не может победить в честном бою. Лечение — непрошенная помощь, которую оказывают ему будто специально для того, чтобы унизить. Он никогда не просит о помощи. Ему противна сама мысль об этом.
И есть только один человек, способный помогать Райнхарду так, чтобы он не чувствовал унижения. Этот человек — самое сильнодействующее лекарство, которое Райнхард принимал в своей жизни. Самое сильнодействующее обезболивающее.
У этого обезболивающего теплые руки, способные согреть вечно мерзнущего Райнхарда, и прохладный бесстрастный голос, способный успокоить растравленные душевные раны как самим своим звучанием, так и смыслом слов, которые он произносит. Приняв свое лекарство, Райнхард спит спокойно, его не мучают кошмары или бессонница. И человек, рядом с которым он лежит, долго всматривается в лицо своего императора то ли с сочувствием, то ли с нежностью, а, может, и вовсе бесстрастно — этого не понять, ведь электронные глаза никогда не выдают чувств своего владельца.
Постепенно у Райнхарда вырабатывается привычка — так всегда бывает с сильнодействующими лекарствами. Они помогают, но потом без них становится трудно обходиться. И Райнхарду не нравится появляющаяся зависимость, как не нравится всякое проявление слабости. Он почти инстинктивно ищет заменитель, средство с похожим эффектом, но безобиднее.
Одно время кажется, что он нашел такое лекарство; и на этот раз оно приняло обличье женщины. Его секретарь, его невеста, его жена. Но Хильда не способна дать чего-то такого, что Райнхард привык получать от Оберштайна, чего-то неуловимого, но действующего как лучшее обезболивающее. Дело ли тут в разнице в возрасте, жизненном опыте, или в том, что Хильда кажется не такой спокойной и беспристрастной — что объяснимо, ведь она все-таки женщина? Неизвестно.
Сон рядом с Хильдой приносит успокоение лишь однажды. После той ночи Райнхард и решает, наконец, взять себе императрицу. Но Хильда многого не понимает, а Райнхард не умеет выразить. Оберштайн всегда угадывал его желания без слов.
Оберштайн, который отошел в тень, раньше Райнхарда поняв, что к нему начинают привыкать. Император не должен зависеть от своего министра. К сильнодействующим средствам прибегают лишь в крайних случаях.
Райнхард считает, что именно его случай — крайний. Боль от потери Кирхайса не утихает со временем. Райнхард приучился обращать очень мало внимания на физические страдания, но душевная боль для него почти невыносима.
Хильда не может заглушить её. А Оберштайн... Оберштайн говорит, что лечение не может длиться так долго. Лекарство может стать вреднее самой болезни.
Райнхард способен это понять, но ему все равно больно. Ему холодно даже в постели с женой. Хильда спит спокойно, а он не может уснуть, даже закутавшись в тяжелое теплое одеяло.
Днем немного согревает общество Эмиля, но мальчишку не возьмешь с собой в постель, не положишь вместо грелки. Кирхайс понял бы это желание, поймет Оберштайн, а больше, пожалуй, никто.
Райнхард мерзнет, даже когда у него жар. Мерзнет изнутри. Но его голова пылает, и в бреду он видит Кирхайса. Мимолетное утешение, после которого становится еще больнее.
Иногда в такие моменты он чувствует на лбу или на плече чью-то ладонь, легкое прикосновение, от которого становится спокойнее. Но, когда Райнхард открывает глаза, рядом с ним не оказывается никого.
Император, счастливо (счастливо же?) женатый на прекрасной женщине, не может приказать своему министру остаться на ночь. Вернее, так могли поступить — и поступали — Гольденбаумы. Первый император династии Лоэнграммов не сделает этого, даже если начнет сходить с ума без своего обезболивающего.
В ложке — лекарство, в чашке — яд, как говорил кто-то из известных древнетерранских ученых. Райнхард не помнит, кто, он как-то слышал это от Оберштайна. «Какое-то время вам были нужны мои услуги такого рода. Сейчас вы уже должны учиться справляться со всем самостоятельно, вы достаточно сильны для этого», - произнес когда-то тихий невозмутимый голос, и сейчас Райнхард помнит каждое слово, про себя повторяя за Оберштайном, словно пытаясь убедить самого себя.
Он говорит Хильде: «Я всегда терпеть не мог этого человека». Детская глупость, нежелание признаться в собственной слабости. Как заявляют: «Я всегда терпеть не мог это лекарство», когда зависимость уже становится очевидной.
На самом деле Оберштайн остается с ним до конца, хотя Райнхард и понимает это слишком поздно. Единственная причина, по которой ему могут не дать принять очередную (пусть даже очень небольшую: вопреки своим словам Оберштайн не оставляет его совсем уж без поддержки, просто сводит её до необходимого минимума) дозу обезболивающего — факт отсутствия самого обезболивающего. Оно заканчивается как раз вовремя, тогда, когда боль уходит сама.
Когда человек выздоравливает, ему не нужны лекарства.
Когда Райнхард готовится воссоединиться с Кирхайсом, Оберштайн становится ему не нужен.
@темы: слэш, гет, зигфрид кирхайс, райнхард фон лоэнграмм, пауль фон оберштайн, хильдегарде фон мариендорф, ЛоГГ
Вот уж чего не ожидала... *краснею* Просто меня от этой фразы Хильды про то, что Оберштайн - сильнодействующее средство, просто переклинило. Да еще на фоне чтения трактатов Макиавелли и офигения от того, что очень во многих случаях Райнхард поступает именно так, как там написано... То ли сам на досуге почитывает, то ли Оберштайн на него влиял весьма ощутимо...
Да еще на фоне чтения трактатов Макиавелли и офигения от того, что очень во многих случаях Райнхард поступает именно так, как там написано... То ли сам на досуге почитывает, то ли Оберштайн на него влиял весьма ощутимо... Влияние Оберштайна налицо, да и учили, скорее всего, в военном училище.
Хмм? Судя по тому, как работали головы у высшего командного звена старого Рейха, в военном училище думать их не учили... Или учили, но как-то больно альтернативно.
Так что вопрос, входили ли трактаты Макиавелли в список учебной литературы для курсантов военного училища, остается открытым
читал запрещённые книгибыл хорошо подкован в истории политики и политологии и явно кончил не только военное училище с академией но и, вполне возможно, университет (вот там-то это и могли и читать, и распространять).И не только, кстати, на совести Оберштайна. Кто его последователем Макиавелли в первый раз назвал? Не Ройенталь ли?
Ройенталь, к тому же, Ройенталь и сам его явно читал.
Я тоже так думаю. Хотя по Ройенталю этого как-то незаметно - в отличие от Райнхарда и Оберштайна. Наверное, потому, что Ройенталь в упор себя политиком не видел, и даже назначение губернатором Новых Земель воспринял скорее как ссылку, чем как награду.
Ройенталь читал, просто он по сути вовсе не политик - прежде всего он адмирал и полководец. Идеальная должность для него не губернатор Нойе Ланда, а Главнокомандующий.
Kanafinwe, здорово написано! Мне тоже очень понравилось!
Отличная вещица!
За что?
D~arthie, про них сейчас очень мало, ещё реже - когда не аушнейшая АУ или не стёбный гон, а когда ещё и шипперское - это вообще... столько невозможного счастья сразу))Да, очень симпатичная вещь - и радует, что не АУ...
А АУ - это тоже есть хорошо!