По ощущениям это, конечно, не джен.
Но это ощущения закоренелого слэшера.
Тайм-лайн: 26 серия аниме. Если совсем точно, промежуток времени между совещанием и так пафосно показанным взлетом кораблей. Предположительно, где-то в этом промежутке Ройенталь находит несколько минут, чтобы попытаться стрясти с Оберштайна кое-какие ответы на кое-какие вопросы. Даже и не знаю, AU это или нет - зависит от того, насколько технически возможна подобная манипуляция со временем...
Вопрос
Каждая лишняя секунда ожидания, осторожности, раздумий ощутима почти физически - словно еще одна капля вина падает на ковер из чуть наклоненного бокала. Пьет ли вино Оберштайн? Наверное, пьет. Хотя Ройенталь и не может припомнить, видел ли он сам это когда-либо.
Оберштайн прямой, кажется спокойным, его руки убраны за спину - он чувствует себя в безопасности? Или, наоборот, скрывает напряжение? С этого ракурса не понять. Ройенталь с трудом подавляет желание обойти Оберштайна сзади, взглянуть на его руки, на затылок, на спину - возможно, спина выразительней лица, холодных голубых глаз? Конечно, предполагать так глупо. Но должно же в этом человеке быть что-то… человечное. Живое.
- Вы на самом деле думаете, что именно Лихтенладе виновен в убийстве адмирала Кирхайса? - наконец, спрашивает Ройенталь. Он сам не осознает, что, задавая вопрос, впивается взглядом в лицо Оберштайна, словно жалом - или прицелом снайпера. Напряженно наблюдает за ним. В этом наблюдении чувствуется давление, и сильное давление, но Ройенталь не отдает себе в этом отчет.
- А вы сомневаетесь в этом? - голос Оберштайна звучит так же прохладно и бесстрастно, как и тогда, на совещании. Он не уходит от давления, не опускает головы или хотя бы взгляда… и даже не показывает, вызывает ли манера поведения Ройенталя у него какие-либо эмоции.
- У меня есть основания для сомнений, - отзывается Ройенталь, делая шаг вперед - невольно, почти бессознательно. Он знает, более того, чувствует кожей, как мало у него времени. Совсем скоро он должен будет подняться на борт «Тристана». И за оставшиеся у него минуты ему нужно получить ответ на свой вопрос. Нужно.
Не затем, чтобы попытаться отменить операцию - Ройенталь и сам не хочет этого. Предложение Оберштайна вполне соответствовало его собственным интересам и желаниям. Свержение старого правительства, герцога Лихтенладе, и до убийства Зигфрида Кирхайса было лишь вопросом времени. Маркиз Лоэнграмм хотел большего, чем у него было. Сам Ройенталь сейчас хочет большего. А смена власти, смена династии никогда не проходит мирно.
Но чего хочет начальник штаба Оберштайн?
Еще на совещании, говоря, что теперь нет ни номера первого, ни номера второго, Ройенталь понимал, что лжет. В лучшем случае, упрощает действительность. Маркиз Лоэнграмм придет в себя, сомневаться в этом не приходится. Но кто займет при нем место Зигфрида Кирхайса?
Почти наверняка - человек, стоящий сейчас перед Ройенталем.
Он этого и хотел? Стать номером вторым сам?
Это самое очевидное предположение.
Конечно, если Оберштайн и виновен в смерти адмирала Кирхайса, то правды он не скажет. Но Ройенталь чувствует, что просто обязан услышать от Оберштайна хоть какой-то ответ. Чтобы понять… что это за человек? Чего он хочет? Добился ли он того, что хочет?
Все сразу.
- Подобное решение было обусловлено политическими интересами, а не вопросом виновности или невиновности Лихтенладе, - негромко произносит Оберштайн, глядя Ройенталю в лицо - насколько это возможно, учитывая, что расстояние между ними снова сократилось. - И вы поддержали его, зная это. Скажите мне, изменится ли что-нибудь, если окажется, что не герцог Лихтенладе был организатором убийства адмирала Кирхайса?
Изменится все, хочется сказать Ройенталю. Он сам точно знает, что не является таковым организатором. И Миттермайер не является. Но Оберштайн подозревает их. Вероятно, он подозревает всех. Точно так же, как и его самого подозревают все. И Ройенталь не может не признать - он подозревает тоже.
Так что же изменится, если точно станет известно, что не герцог Лихтенладе - виновник смерти Зигфрида Кирхайса?
Все. Ройенталь снова повторяет это слово про себя. Во флоте воцарятся недоверие, подозрения, возможно, даже взаимная неприязнь. Маркиз Лоэнграмм не будет знать, кого обвинять в смерти своего лучшего друга. Возможно, он возложит вину на Оберштайна - но и сам Оберштайн не останется в долгу, обвинив других. И Ройенталь точно знает, кого именно.
Кому была выгодна смерть Зигфрида Кирхайса?
Не только врагам маркиза Лоэнграмма, но и некоторым из тех, кто близок к нему. Кто хочет стать еще ближе.
Ройенталь не может отрицать того, что хочет.
И поэтому отвечает на вопрос Оберштайна так, как тот, очевидно, и ждал:
- Нет, не изменится.
- Тогда что вы хотите услышать от меня? - спокойно интересуется Оберштайн, чуть отклонившись назад. Ройенталь отмечает это с каким-то болезненным удовлетворением, как проявление человечности, пусть даже такое инстинктивное, как попытка сохранить свои личные границы.
- Ваше личное мнение, - с нажимом, на этот раз намеренным и осознаваемым, произносит Ройенталь, делая еще один шаг и наклоняясь вперед. Он знает, что за Оберштайном стол, отступать и отклоняться тому больше некуда - разве что совсем лечь на деревянную столешницу. Наверняка она гладкая и прохладная. Ройенталь невольно представляет её под своей ладонью и с трудом подавляет желание потянуться, дотронуться, совсем зажать Оберштайна в тиски. Словно в драке, но с трезвой и холодной головой.
- Вы давите на меня, - негромко произносит Оберштайн. Он так близко, что Ройенталь почти чувствует его дыхание.
- Отойдите назад, адмирал Ройенталь.
- Я хочу услышать ответ на свой вопрос, - Ройенталь и сам невольно говорит тише, и от этого на него на мгновение накатывает чувство какой-то неправильной, непонятной интимности. - Кого вы на самом деле считаете убийцей адмирала Кирхайса? Сейчас меня не интересуют наши политические интересы. Меня интересует, что думаете вы.
- И для этого вам потребовалось зажать меня в угол? - голос Оберштайна бесстрастен, но в уголках губ можно заметить намек на улыбку. Ройенталь замечает. И понимает, что начинает злиться.
- Ответьте на вопрос, начальник штаба Оберштайн. И тогда я отпущу вас.
Оберштайн молчит долго. Ройенталь уже начинает тянуться одной рукой к столу, хотя и понимает, что тогда его поза будет казаться двусмысленной. Все равно. Если это проймет Оберштайна, то все равно.
Наконец, тонкие губы начинают медленно приоткрываться. Ройенталь смотрит на них, почти не отрываясь. Он ждет, что вырвется из этих губ. Признание? Обвинение? Заявление, что виновен кто-то, на кого Ройенталь никогда бы и не подумал?
Но внезапно за спиной хлопает дверь, и это отвлекает. Ройенталь невольно вздрагивает, поняв, что у него кончилось время. Совсем кончилось. Единственное, что он может успеть сделать сейчас - подняться на борт «Тристана». И хорошо еще, если не бегом.
Губы Оберштайна закрылись снова, словно замок, к которому он так и не успел подобрать ключа. Ройенталь понимает, что нужно уходить - и уходит, стараясь сделать это не слишком быстро. Без всяких прощальных слов, конечно же. Без всяких слов вообще.
Но он уже решил, что обязательно вернется. Не к начальнику штаба, не к «хладнокровной гадюке» Оберштайну - к тайне, которая интригует все сильнее. Не то, чтобы Ройенталь безумно любил тайны…
Но смириться с тем, что не узнал эту, он не может.
@темы: мое творчество, фики, джен, оскар фон ройенталь, пауль фон оберштайн, ЛоГГ
Как же он каждый раз попадается в эту ловушку. Ау ли, трактовка канона ли.
Каждый раз. Намертво.
Стоит только один раз Увидеть
В ловушку желания однажды подойти и показать, что это - мое? Не сказать, конечно же. Зажать, наехать, трахнуть. Но не сказать словами через рот.
"Словами через рот" (падаю под клавиатуру)
Вы упорно подсаживаете меня на Р/О, ну разве ж так можно?! (патетически)
"Словами через рот" (падаю под клавиатуру)
Вы упорно подсаживаете меня на Р/О, ну разве ж так можно?! (патетически)